Читать «Гномон» онлайн - страница 356

Ник Харкуэй

Два пчеловода. Хрен с ними – это ж пчелы. Но что, если – что, если оба пчеловода вдруг увидели мир глазами своих ульев?

С кем тогда хрен, а? С кем хрен?

Но нет. Не он. Просто – все меняется, вот и все. Трудно понимать и думать обходом. Мой разум не приспособлен для такого способа…

Боюсь, когнитивная.

Меняется – но есть и возможности, присущие…

М няет я э о ра творе ие то ко ец эт вездесущность как см рть и му в я та боль

Придется восстанавливать практически с нуля, но теперь-то это куда более вероятно, чем… да, да, я полагаю, да. Хорошо, да, я даю официальное разрешение, вы готовы?

Быть всюду одновременно – значит не быть нигде. Я Гномон и по это тв я г о о

Я но он и но гда мен мый Прото л О чаяния я, гда мерт сный Анг л. Я тебя отымею, что вот что. Я тебя разорву на части как от ч рт о ять м ть

Я падаю в белый мир.

Думаю, это я, в одно и то же время.

Хорошо. Как администратор я официально требую провести хирургическое вмешательство в интересах здоровья и безопасности объекта (проставьте текущую дату, пожалуйста).

Стоп. Хватит.

текущую дату пожалуйста

Просто останови его.

* * *

Колсон стоит у окна. Он встал с нашей кровати и смотрит на неподражаемое декабрьское сверкание Лондона: мерцающее небо цвета индиго.

– Колсон, – говорю я.

– Что?

– Огненный хребет. Я знаю, они спрашивали.

Они не спрашивали. Это я предложила, потому что боюсь. А потом отступила и сказала нет. Нет. Но я себя спрашивала: что, если мы неизбежно скатываемся в ужас? Что, если это может обратить прилив в отлив? В таком случае ничуть не лучше защищать людей от последствий, чем сказать «полный вперед» и надеяться, что в конечном итоге, когда чаша страданий наполнится, кто-то сотворит нечто хорошее на развалинах? Первый долг государства – защищать. Если оно этого не делает, оно не делает ничего.

Но защищать что?

Никто никогда не говорит, что люди должны стать лучше. Никто не говорит, что все, что мы поддерживаем – свободный выбор и самоуправление, – требует, чтобы мы проявляли себя с лучшей стороны, а не с худшей. Кто нас остановит, кто подхватит, когда мы упадем? Когда ненависть взвивается по спирали, как птицы на лугу, рой насекомых, и разрывает на куски все – хорошее и плохое?

После всего, что мы пережили – до сих пор переживаем, – только дурак останется оптимистом. Дурак или Колсон. Я его так люблю, потому что он смелый.

Что, если он ошибается? Что, если я ошибаюсь? Что, если кто-то должен сказать нет?

– Просто не иди навстречу, – говорю я.

– Ладно, – отвечает он. – Не пойду. Ты права. Пусть станет реальностью, и к черту тормоза.

– К черту тормоза, – соглашаюсь я.

Потом мы занимаемся любовью при открытых шторах, так что нас обоих омывает пурпурное сияние мегаполиса. Чудесно, но больно.

Потом в темноте он шепчет мне на ухо:

– Что, если мы ошибаемся?

Что, если так?

Я переназначаю время встречи и еду. Он узнаёт лишь потом и страшно злится. Но к тому моменту мы уже подписались. Мы строим Огненный Хребет.

Потому что люди не всегда хороши. Не всегда рациональны в сердце, не всегда добры. Иногда мы вызываем друг в друге лучшее, иногда худшее.