Читать «Гномон» онлайн - страница 353
Ник Харкуэй
Мы изо всех сил плывем в открытое море.
– Да, – говорит сверху голос Мегалоса, который идет поверху, словно герцогиня с зонтиком от солнца, потому что мы невыносимо медленно движемся, – встречай ее. Это вежливо.
Я уверен, что на данном этапе он задумал громогласно расхохотаться, но чуть опоздал.
Мы слишком медленные. Я чувствую – как в детстве внезапный рывок воздушного змея. Акула здесь, в котле, и в этом узком пространстве я чувствую ее вес в воде, массу ее тела, давление спутной струи от ее движений, призванных наполнять жабры чистой водой. Водой с кровью, разумеется. Ее наверняка вставляет, бурлят охотничьи гормоны и инстинкты.
Из воды появляется один глаз. В каком-то дайверском журнале я прочел, что они плохо видят в воздухе. Да им и не слишком интересно на тебя смотреть. Она меня не может узнать.
Другие акулы не могут. Но эта – моя. Моя богиня.
Серая тень в темном пространстве, черный глаз на белом лице, и я все равно вижу ее идеально; мы встречаемся взглядами. Я чувствую жжение на запястье, там, где были часы. Она знает меня так, как ты знаешь свою кожу, свое дыхание.
– Константин? – говорит Стелла.
Акула касается ее носом, толкает. Тык. Тык. Тык.
– Константин? – повторяет она.
А у меня в голове проносится еще один дайверский совет: главное – не уписаться.
Я отсюда выберусь, скуплю проклятый журнал на корню и уволю всех придурков, которые писали в него материалы.
Дважды.
Я – Константин Кириакос, а здесь, в холодной воде с гнилым мясом, мои яйца. Мы оба выберемся. Жизнью клянусь, мать ее. Богиней своей клянусь.
Акула отодвигается от Стеллы, от меня. Прочь в канал. Она уплывает? Или берет дистанцию для разгона?
Она исчезает.
Мне в голову не приходило, что ее уход может быть страшнее присутствия, но акула, которую ты не видишь, но знаешь, что она рядом, в тысячу раз хуже видимой.
Вода взрывается, как надувной замок под ногами.
Я слышу крик Стеллы, но лишь кратко, а потом чувствую странное давление в колене, рывок и невесомость.
Вокруг смыкается ночь, поблескивающая и искристая, будто я падаю в темноту электронно-лучевого дисплея Гаррисона.
Такого же. Только с зубами.
Будто его мир
На этот раз она почти не просыпается, да и, по сути, не спала. Последние мгновения жизни Кириакоса почти напрямую перекрывают ее зрительный канал, будто его мир и ее мир сотканы из негативов друг друга, и если она сосредоточит на нем взгляд, увидит освещенное луной море в яме, а если отведет глаза – вешалку и дешевый письменный стол, но, по сути, они одинаковые.
Прошло пятнадцать минут. Ее разум словно растянулся – расширился.
Я вас всех спасу
му в я т а б ль
Я но ино да мену й Прото лом Отч ия, а гда См тонос ым Анг лом. Я вас отымею, вашу мать. Разорву на части, как ох м ть сн ва здо во ать
отъе сь гр нная врем я т нь ты с унок д вай собе сь т пка держись держись держись в мед глубже мать-мать сношать…
Да. По сути, в крайне разреженном смысле так и есть. Проблема в том, что я думаю через время. Иногда я в порядке, и все работает так, словно ничего не изменилось, а иногда кусочки выпадают из канвы, и реакция предшествует действию, так что действие не происходит, а реакция остается сиротой.
