Читать «Гномон» онлайн - страница 344

Ник Харкуэй

Думаю… Думаю… Думаю, я ему сейчас врежу. Да. Так и сделаю. Профессор Космату заплакала бы. Понять не могу, как он может так ее оскорблять. И кстати: здесь она? Нет. Почему? Потому что он не смеет. Не смеет пойти на такое святотатство, на такой обман. Или, может, задумал себе личное возрождение в облике юного отважного грека с такой же девушкой? Оставит в прошлом Косматоса и утешится с Анфеей, дочкой рыбака, которая в его сморщенном стручке увидит знак и сигнификат самого могучего пениса в Греции.

Который, кстати, принадлежит мне.

Да. Определенно пришло время ему врезать. Между тем ярость: ярость отлично продувает умственный чердак. Настолько острая и сильная, что я вдруг собрался. Стелла, да. Стелла мне нравится, и, честное слово, мне плевать, чокнутая она или нет. Когда мы сбежим отсюда вместе, а мы сбежим, войдем в Пятнадцать Сотен, а их не касается «Диагностическое и статистическое руководство по психическим расстройствам». Если она уверовала, что является перевоплощением моей умершей возлюбленной, я согласен, так ей в паспорте и напишем. Так и люди будут считать. Я – Константин Кириакос, и я вознесся в этот миг не к роли Иерофанта в какой-то мертворожденной религии, а к более удобному и властному престолу миллиардера. Нужно, наверное, ему спасибо сказать, что все мне разъяснил.

* * *

Руку я вроде не сломал. Нос Косматоса явно видал лучшие деньки (я плохо прицелился, виноват, у меня нет опыта в рукопашных драках). Стелла выглядит как… Стелла. Если она удивлена, то хорошо это скрывает. Она выглядит до странности безмятежной. Если честно, я сам не знаю, что почувствовала бы в этой ситуации оригинальная Стелла.

Нужно, наверное, посмотреть на Мегалоса. Позади него замерли все монахи и монашки. Они никогда прежде не видели, чтобы кто-то врезал гадателю, особенно лично Иерофант.

Упс. Надеюсь, они не решили, что пора казнить Косматоса. Это будет, пожалуй, перебор. Хотя. Вспомним Билла из Мадрида.

Мегалос одобрительно кивает:

– Он рассердил тебя, и ты его ударил. Так и должно быть. Хочешь бросить ему вызов в круге?

В ритуальном круге, для испытаний. Господи Иисусе.

– Нет.

– А он, разумеется, не бросит вызов тебе. Ты несешь в себе божество. Что ж. Всё в порядке. Косма, пожми ему руку.

Мы пожимаем руки. Косматос пялится на меня поверх окровавленного платка. Одна из монашек уводит его к медсестре, чтобы умылся и принял аспирин.

Чувствую себя злодеем: старика ударил. Но здесь произошло и нечто другое. Мегалос по-кошачьи самодоволен. Что я только что сделал? Нечто опасное. Я пролил кровь в этом месте. Кровь – всегда плата. Или цена.

Мне нужен телефон.

Мегалос вновь указывает на компьютеры:

– Это один из способов найти Чертог. Тебя беспокоит, что это игра? Порождение дегенеративного англоафриканского ума?

Ну да, конечно. Я расстроился, потому что разработчица – черная. Бог с ним, что все остальное – полный дурдом.

– Ты по-прежнему думаешь о мире, который знал, до возвращения богов, – говорит он и обнимает меня за плечи так, что я чувствую жир и мышцы, чую запах хищного пота. – Чертог существует всюду, где сотворяется, всюду, где знаки освящаются и собираются. В католической картине сотворения то, к чему прикоснулся Бог, нетленно, но в истинной Греции нетленность – застой, а вечность – проклятие беззубой старости. Лучше принять обновление. Боги рождаются, сражаются и умирают, затем возвращаются иными, сильными. Так и Чертог: каждая новая итерация иная, но внутри он один и тот же. В 1657 году Чертог создал в Оксфорде Элиас Эшмол, изобразивший его на гравюре и оформивший как колоду карт Таро. Но он подражал труду двухтысячелетней давности, работе Остана Перса, который познал Чертог в беседах с ангелами, а потом изваял его из глины в Кермане в 431 году до нашей эры. Мальтийские рыцари сплели его как гобелен и поплатились за свою ересь: последнего из них повесили под мостом в Париже, где до сих пор висит табличка с его именем. В подражание в Лондоне на мосту Блэкфрайерс повесили банкира Кальви!