Читать «Гномон» онлайн - страница 341
Ник Харкуэй
Мегалос пожимает плечами, и мы выходим следом за ним в коридор. Стелла каким-то чудесным образом стала почти невидима, ступила в тень у нас за спинами. Она боится Мегалоса, ведь он превращает ее в кого-то другого, не в нее. Или потому, что у него в руках ключ к ее истинному возрождению?
Он открывает дверь в другую комнату. Там тихо и красиво. Стены украшает мозаика, – похоже, настоящая, древняя; в нишах и на полу белеют мраморные статуи олимпийских богов. В центре на деревянном стуле сидит молодой человек. Глаза у него открыты, но неуверенный поворот головы выдает, что он ничего не видит. Мегалос закрывает дверь.
– Он слепой, – шепчу я.
– Да, – соглашается Мегалос. – Поэтому слушает. Каждое утро он сидит и слушает звуки богов.
Потому что в этой новой или старой конструкции мира символ есть вещь. Боги присутствуют в скульптурах и мозаиках если не целиком, то частично. Мальчик буквально прислушивается к их голосам.
– А по вечерам?
– Женщина. Художница. Она смотрит на них. Был один человек, которого мы хотели посадить здесь, но он не пожелал прийти. Впрочем, он дегенерат африканец, пусть и наделенный прозорливыми глазами. Но все же – хватит и рвения, если гений осквернен развратом.
Я не могу не спросить:
– И… получается?
Мегалос улыбается:
– Да.
Опять эта нерушимая, тотальная уверенность. Я в ней чую металл, чувствую жар. Он либо прав, либо безумен. Впрочем, сам не знаю, как будет выглядеть безумие человека, у которого есть полное и внутренне непротиворечивое понимание мира. На определенном этапе это уже вопрос политический, а не медицинский. Здесь Мегалос похож на Пятнадцать Сотен: он сам определяет для себя реальность.
Теперь он колеблется:
– У тебя хорошая обувь?
Я смотрю вниз. Кроссовки. Недорогие, но крепкие. У Стеллы – сандалии.
Мегалос хмурится, глядя на нее:
– Тебе лучше остаться снаружи.
– Снаружи чего? – спрашиваю я.
Но он уже открыл следующую дверь. В комнату, залитую кровью.
* * *
Никогда в жизни я не видел столько крови. Запах бьет мне в нос, вымывает чувства и мысли; густой белый аромат катастрофы и страха, смертельной опасности и не совместимой с жизнью раны.
Обоняние – это осязание на глубоком, клеточном, уровне: своего рода поглощение и переваривание. Запах материален, а запах крови – это взвесь крови, и в этой комнате она повсюду, и в крови – люди. Они ходят в ней, плещутся, спокойные, как утки в пруду. Иногда они наклоняются и принюхиваются, даже пробуют на вкус или опускают руку и вытаскивают обрывки кишок и органов. Их контакт с кровью принципиально не отличается от моего, дело в легкости и степени контакта. Меня тоже окутывает зловоние.
Один нащупывает что-то, вытаскивает и расправляет, точно книжку в мягком переплете, на ближайшем выступе, начинает перелистывать мембраны, словно читает. Он кричит что-то секретарю, стоящему неподалеку с блокнотом в руках. Секретарь тщательно записывает его слова.
Человек с неопознанным органом в руках – гаруспик. Они все здесь гаруспики – гадатели, читающие мирскую истину по мертвым телам. Иногда по рыбам. Часто – по тушам скота. Изредка – по человеческим останкам. Я заглядываю в бассейн и надеюсь, что человеческие трупы принадлежат жертвам несчастных случаев и естественных смертей, что Мегалос просто контролирует какую-нибудь больницу или ограбил морг. Что он не разослал по окрестностям отряды боевиков, чтобы похищать и убивать.