Читать «Главная удача жизни. Повесть об Александре Шлихтере» онлайн - страница 129
Петр Александрович Лубенский
— С вашего позволения — можно начинать?
Те ответили утвердительно. Многие иронически улыбнулись, предвидя словесные выверты начальника.
— Милые товарищи и сотрудники! — Немешаев, как проповедник, слегка воздел изнеженные розовые ручки. — Больно и тяжело мне услышать об этой вот… о вашей забастовке. И я хочу сказать, — лицо его еще больше зарумянилось, губы оттопырились, — что вы оскорбили меня, выставили в дурном свете мои неустанные о вас заботы. Вы — мои товарищи, вместе с тем вы и мои дети…
Несколько человек в зале не удержались от громкого смеха, но оратор продолжал:
— Пусть даже возникли у вас какие-то недоразумения, разве бы мы их не разрешили мирно и спокойно, без массовой стачки?!
— Так удовлетворите «мирно и спокойно»! — выкрикнул кто-то.
— Господа… то есть товарищи мои, уймитесь! Ваша забастовка, кроме большого вреда дороге, ни к чему ее приведет, а может даже довести до печальных последствий для вас же самих. Я прошу вас разойтись и приступить к работе, избрав новых депутатов, которые могли бы рассмотреть ваши требования с начальниками управлений…
— Хватит крокодиловых слез! — послышалось громкое и властное.
Шлихтер повернулся лицом к людям.
— Вот такими уловками, товарищи, хотят нас разобщить и победить! — заявил он. — Не выйдет!
Вдруг несколько голосов дружно проскандировало, видимо, тут же сложенное:
— Либерал из негодяев — папа Клавдий Немешаев!
Поднялся невообразимый шум.
Немешаев, укоризненно качая головой, попятился к боковой двери и скрылся в ней под насмешливые и сердитые возгласы толпы. Многие держали в руках листовки и размахивали ими.
Через день на имя удрученного, но не сдающегося Немешаева поступила правительственная телеграмма следующего содержания:
«Что у вас происходит? Неужели Юго-Западные железные дороги, имеющие общую репутацию железных дорог организации и порядка, дисциплины, изменяют своим традициям? Я хочу верить, что бывшие мои сотрудники не поддадутся искусу… Сергей Витте».
Папа Клавдий — правда, уже через доверенное лицо — довел до сведения управленцев призыв председателя Совета Министров. Но очень скоро это лицо прибежало оторопелое и пролепетало:
— Ах, лучше бы вы меня к ним не посылали…
12 февраля воспоследовало высочайшее: каждый, кто самовольно оставит работу, будет подвергнут заключению на четыре — восемь месяцев.
— Но кого заточать?! — в кругу нескольких руководящих единомышленников воскликнул Немешаев. — Это же… это же целое сонмище взбесившихся него… — Он запнулся, вспомнив, как зарифмовали слово «негодяев» с его фамилией.
— Шлихтера в первую голову! — не сдержавшись, оборвал начальника старый бухгалтер Писемский. — Да и весь ихний комитет.
— Помилуйте, но я ведь не жандарм…
— Почему же, простите меня, работают… в основном работают на Киево-Полтавской дороге? Это вам прекрасно известно: ее начальник, господин Погорелко, пригласил на собрание полицию.
— Но что вы равняете, — возразил начальник службы движения, — у них не такая махина, как у нас!
— Действительно, господа, — подхватил Немешаев. — Мы обозлим такую массу и вовсе обанкротимся! Я полагаю, в порядке временной меры, мы вынуждены… мы могли бы удовлетворить некоторые пункты этой омерзительной петиции…