Читать «Главная удача жизни. Повесть об Александре Шлихтере» онлайн - страница 126

А вот стоит группа лиц открытых, добродушных… Отвечают бойко, без запинки… «Есть ли лошадь?» — «Была когда-то, да и та бесхвостая». Так говорит батрак, круглый год работающий на хозяина…

Но чаще всего мелькает перед вами фигура какого-то серого цвета и вида… Это постепенно, но неуклонно разоряющиеся хлебопашцы… измученные постоянным разладом своей «хозяйственной» мечты с суровой действительностью, но неустанно ждущие «лучших дней»…»

Да, это было волнующее и незабываемое время непосредственного познания крестьянской жизни! И все же ссылка кончалась. Нужно было искать место жительства.

Александр не был знаком с формулировкой ответа департамента полиции от 8 августа 1901 года на запрос харьковского губернатора: «Допущения Шлихтера на службу в оценочно-статистический отдел Харьковской губернской управы… быть не может». Но Мария Ильинична недавно напомнила: он, после отбытия ссылки, просился в Харьков статистиком. Ему отказали. Как и в Пермскую земскую управу, как и в Управление кустарных промыслов Саратовской губернии. И каким счастьем было долгожданное разрешение выехать в Киев для работы в Управлении Юго-Западных дорог.

Так что же: опротивели вдруг цифры, исследования, обобщения, выводы?..

Шлихтер ладонью неторопливо разгладил брови, зябко поднял плечи.

«Нет-нет, просто не время для других увлечений… Нужно отоспаться, поставить, прежде всего перед Кржижановским, ультиматум о не-мед-лен-ном оформлении независимой большевистской группы. Кончать, кончать и еще раз кончать с колебаниями товарищей и этими бесконечными и бесплодными ночными дискуссиями — отделяться от меньшевиков или нет!»

Александр, сославшись на недомогание, ушел домой. — Я ведь говорила: тебе необходимо полежать, — взглянув на землистое лицо мужа, встревоженно и недовольно встретила его Евгения.

— Женютка, не сердись, ты же знаешь…

Она взметнула разлетистые брови над узкими глазами:

— Знаю! Когда обострится твой туберкулез, думаешь, это повлияет на меньшевиков и примиренцев? — Затем совершенно другим, исполненным теплоты и тревоги голосом продолжила: — Сашко, будь благоразумен. Я ведь взяла на себя все переговоры…

— Женютка, я вижу, ты собралась уходить, — перебил он ее, снимая пиджак и вешая его на спинку венского стула. — Будь добра, скажи Глебу…

Александр вдруг умолк, сел на маленькую скамеечку возле печки и обхватил голову руками.

— Сашко, — опустилась возле него на колени жена, — тебе очень плохо?..

Он взял ее теплую ладонь обеими руками, приложил к своей щеке.

— Как он может все еще надеяться на примирение с меньшевиками? Ты помнишь Самару? Да ведь мы все там чуть не молились на Глеба. Ведь сколько и как говорил он о своем друге по «Союзу борьбы за освобождение рабочего класса» Ленине! Мы вот спорили с ним, спорили буквально до сегодняшнего дня, но почему-то именно сегодня мне сделалось просто больно… Если я пойду к нему сейчас — чувствую, не смогу ничего сказать… даже разругаться. Черт знает что, ипохондрия какая-то!

— Ты болен, дорогой. — Евгения освободила руку из его ладоней, начала гладить его волосы. — Послушай, когда лет десять назад мы фотографировались, на снимке у тебя оказались вьющиеся волосы. А в жизни вот по сей день — прямые и прямые…