Читать «Герой дня» онлайн - страница 49

Кипхардт Хайнар

Рудату вдруг стало страшно холодно, а вместе с холодом пришла некоторая ясность. Мысли ворочались еще туго и медленно, часто застревая на мелочах («При чем тут осколки стекла?»), то и дело путаясь, но все же он сумел кое-как разобраться в истории, которая началась совсем не в подвале и завершилась тоже не в забитом трупами выжженном бункере. История была омерзительная, и он понимал, что непременно должен довести ее до конца - любого конца. Хотя все было ему до тошноты безразлично, чуждо и происходило будто вовсе не с ним. Он сам себе казался выпотрошенным трупом, разобранной боевой машиной, за которой оставили кое-какие функции: например, она могла двигать конечностями и по-прежнему крепко сжимала заряженный пулемет, обладала памятью и способностью протестовать, протестовать каждым исстрадавшимся мускулом, каждым измученным нервом, каждой истерзанной клеткой мозга. Они въехали в гору, цвел дрок - точно желтая сыпь на изрытом лике земли.

* * *

Рота Вилле, наспех собранная из остатков разбитых под Хабровкой подразделений, расположилась лагерем на чуть возвышенном лугу под большими деревьями. Жарили гусей (один гусь на четверых), и было вдоволь пива, чтобы поднять настроение. Солдаты уже меньше бранили и эсэсовцев, которых всегда снабжают лучше, и войну вообще. Многим было весьма не по нутру, что пришлось участвовать в карательной экспедиции. Кто-то пустил слух, что дивизию перебросят, скорее всего, в Италию. Некоторые расписывали все в подробностях. Поговаривали и об отпусках. Вилле приказал два часа отдыхать. Солдаты спали, били вшей, гоняли в футбол, вместо мяча - свиной пузырь. Обер-лейтенант благодушествовал и даже постоял в воротах. Геройский поступок Пёттера и Рудата неожиданно представил его перед Фюльманшем в выгодном свете. Ведь Фюльманш полагал, что оба действовали по приказу Вилле. И теперь Вилле радовался, что может наградить именно Рудата, действительно радовался. Что ни говори, только в таких оригиналах и есть изюминка. Он подозвал нескольких солдат и намекнул, что надо бы встретить Рудата посердечнее.

* * *

Цимеру даже пиво казалось безвкусным. Считая, что его обошли, он ломал голову, как бы вывернуться из неудачной ситуации, и в конце концов решил извиниться перед Рудатом сразу после того, как Вилле прицепит ему эту штуковину. Тяжко, но ничего не поделаешь.

* * *

Едва мотоцикл Муле выскочил на луг, рота и футбол бросила, и про вшей забыла. С криками «гип-гип ура!», как приказывал Вилле, полдюжины солдат кинулись к коляске и на плечах понесли Рудата к условленному месту, где уже собрались остальные. Два шутника изображали оркестр, еще несколько затянули под их музыку песню старой роты, которая на страх врагу не знает поражений или что-то вроде того. Потом кто-то крикнул «смирно!», и песня смолкла. Появился Вилле. Медленно подошел ближе и наконец остановился перед Рудатом, на которого опять нахлынуло прежнее беспокойство, ощущение оторванности от мира и необъяснимый страх. Вилле дал команду «вольно» и начал заготовленную речь, глядя на Рудата, грязного, неподвижного, измученного, но не выпускающего из рук пулемет. Растроганный этим зрелищем, Вилле преисполнился симпатии к Рудату и решил говорить без бумажки. Вообще-то обер-лейтенант собирался произнести остроумную и понятную речь, но вдруг заговорил о новом человеке, которого рождает наш век, о солдате-фронтовике, прошедшем сквозь огонь сражений и изведавшем глубины страдания, закаленном и неколебимом, поднявшемся над моралью и взявшем в свои крепкие руки будущее, сиречь творящем историю. Нужно [93] только научиться распознавать этого нового человека, сущность его раскрывается в тысячах неприметных героических поступков безвестных германских воинов, и в лице Рудата он, Вилле, воздает должное не просто всей роте, но и многим тысячам безымянных, серых и грязных солдат, которым не пели песен и деяния которых суть новая сага и новая одиссея. Солдаты скучали и украдкой поглядывали на часы. Вилле говорил тихо и проникновенно, круглыми фразами расписывая Рудатов характер и заслуги, пытаясь установить с ним чисто человеческий контакт. Не забыл он и Пёттера и, прежде чем продолжить речь, снял фуражку.