Читать «Гермоген» онлайн - страница 201
Борис Иванович Мокин
Горькие слова, но из правды, как из песни, слова не выкинешь. Но как же горько должно быть на душе у людей, коим досталась такая участь. Против них ополчились не только враги. Рвалась годами крепившаяся дружба, и друзья принимали сторону врагов. И повинен в этом бывал сам Шуйский. Гермоген недаром советовал ему: «Нельзя всем иметь одно правило и один подвиг, потому что одни сильны, другие немощны, одни как железо, другие как медь, иные, как вода в реке, переменчивы». Он внушал ему правила, требующие подвига душевного. Долгие беседы с патриархом Гермогеном укрепили в душе Василия веру и чаяние Духа Святого, с которым в душу каждого человека входит благодать. Но не вселится в душу грешную Святой Дух, пока не очистится человек от страстей душевных.
Подвергая себя строгому испытанию, постановил для себя Василий ежевечерний отчёт и рассуждение о всякой вещи, вызвавшей его властное решение. Молитвенно, со слезами освобождался он от тоски и страстей во время всенощного бдения, укреплял в своём сердце снисходительность к другим и строгость к себе. Помня о врагах многих, паче всего он опасался укоренения в себе гнева и жажды мести.
11
События развивались стремительно. Гермоген дал знать всем монастырям и приходам, что войско князя Михаила Скопина побеждает на пути к столице и спешит её освободить. Все взоры были направлены к Александровской слободе, где остановилось надёжное войско. Туда устремились толпами конные и пешие.
Князь Михаил дал чиновнику Жеребцову девятьсот воинов, и, обманув неприятеля, Жеребцов проникнул в Лавру без всяких потерь. Разгневанный Сапега вышел из Троицкого стана, чтобы дать бой передовым отрядам Скопина, но потерпел поражение и вынужден был вернуться к стенам Лавры. Он ещё не ведал о стратегическом плане царя Василия и оттого попал в засаду. Разъезды, высылаемые с трёх сторон (Скопиным из слободы, Шереметевым из Владимира и Василием из Москвы), прервали сообщение Сапеги с Тушином. Начались разногласия между Сапегою и гетманом Рожинским, и каждый начал действовать в согласии с собственным планом и личным самолюбием...
Между тем Александровская слобода, сильно укреплённая, охраняемая надёжным войском, привлекала к себе сердца многих патриотов. Туда шли дружины Шереметева из Владимира, князей Куракина и Лыкова из Москвы. Ожидали прихода воинов Делагарди, чтобы единым воинством сломить сопротивление ляхов к тушинцев и освободить Москву от засады.
В эти героические, полные надежд и ожиданий дни Александровская слобода вновь, после пребывания здесь Грозного, стала как бы столицей. По свидетельству летописцев, она даже затмила по своей значимости Москву. Но вновь силы зла сделали всё возможное, чтобы наказать россиян, и возникло оно в Александровской слободе. На этот раз начало злу было положено небезызвестным Прокопием Ляпуновым.
Этот крамольник получил постыдную известность с той поры, как перешёл на службу к Лжедимитрию I, затем он с верными ему рязанцами влился в бандитскую рать Болотникова, однако незадолго до его разгрома он явился к царю с повинной, был прощён им и в награду за покаяние, которое Василию показалось искренним, получил чин думного дворянина. И тотчас кто-то из его доброхотов пустил слух, что Ляпуновы — княжеского рода, происходят-де из галицких князей. Однако слух сей был пустым, ибо Ляпуновы и дворянство получили не столь давно, и сам корень династии Ляпуновых вызрел где-то в мещанской среде («ляпун» — пачкун, маральщик, плохой мастер). Но Ляпуновым хотелось примкнуть к высшей знати, вместе с Болотниковым они готовы были уничтожить бояр, только бы занять их место. Наивно было бы думать, что они боролись за народные интересы — то была обыкновенная борьба за власть. В этом убеждает и дальнейшее поведение Ляпуновых, и та миссия, с какой рязанцы явились в Александровскую слободу.