Читать «Гермоген» онлайн - страница 170

И, словно поняв мысли Гермогена, Иоасаф сказал:

   — Что станем делать, старейший? У царя ныне нет прежней силы и власти... И под Кашином еретики новые объявились. Церкви разоряют, монахов бесчестят...

24

Когда Салтыкову велели идти к патриарху, он мигом смекнул, что его ожидает. Видно, донёс тот монашек, что хвалил-де боярин римскую веру и поносил свою. И католический крест-де не позволил снять. Салтыков не сомневался, что дни царя Василия сочтены, что Москву возьмут поляки. И надо ли ему прежде времени горячиться? Свояк и то сказал ему: «Не рано ли пташечка запела?»

Мало кто знал, что добродушнейший, услужливый Михайла Глебович был человеком с двойной душой. Испокон веков Салтыковы умели служить. Их род процветал и при Грозном-царе, и при сыне его Феодоре. Сам Михайла Глебович был в особой милости у Бориса Годунова. Оттого и доверено было ему такое важное дело, как сопровождение принца Иоанна, жениха царской дочери Ксении, из приграничного города в Москву — для бережения великого. Как свидетельствовали многие иностранцы, принц был отравлен. Но кто знает, что думал об этом царь Борис! Как давно и верно замечено, меньше всего знают люди о том, что у них под руками. И надо ли удивляться, что умевший услужить Салтыков пребывал в почёте?

Обо всём этом думал Гермоген и, будучи человеком прямодушным, решил поговорить с боярином без всяких околичностей. Когда архиепископ надумал оставить патриарха одного для приватной беседы, Гермоген удержал его:

   — Ныне правдивое слово дороже золота. Худо для державного смотрительства, ежели зрадник в почёте пребывает...

   — Бог тебе в помощь, светлейший! А я тебя не оставлю. Многим ведомо, сколь зол боярин Михайла Салтыков. Он, чего доброго, и с ножом кинется...

Патриарх и архиерей тихо переговаривались между собой, когда вошёл Салтыков.

   — Явился по твоему зову, святейший! — живо и как-то задиристо произнёс вошедший боярин и отвесил поясной поклон Гермогену. Но тут его взгляд упёрся в Иоасафа, и будто что-то толкнуло его. Большие светлые глаза сразу остекленели. В архиепископе Салтыков узнал того «монашка».

Внимательно наблюдавший за ним Гермоген спросил:

   — Какие вести привёз боярин из Рогожской слободы? Сказывай! До нас дошли вести о злых делах мятежников, о поругании святых церквей... Что молчишь, боярин, или душа твоя о том не болит?

   — Пошто немилостиво чинишь мне допрос, святейший? — Тут Салтыков метнул недобрый взгляд в сторону Иоасафа и продолжал: — Попущением Божьим люди кладут на меня охулку. О таких людях сказал Давид: «Пусть онемеют льстивые уста, в гордыне изрекающие ложь о праведнике».

   — И сам ты, боярин, не в гордыне ли нарекаешь себя праведником? — не сдержал улыбки Иоасаф. — Ох, ох, грехи наши тяжкие... И дозволь мне сказать тебе, Михайла Глебович, горько мне было слышать, как ты хвалил чужую веру и ни во что не ставил свою.