Читать «Гермоген» онлайн - страница 119

25

Гермоген был занят устройством монастырей в Казанском крае, когда его позвали в Москву. Он знал о беде Романовых и понимал, что от него ждут не сострадания к ним. Царь Борис хочет, чтобы для верности на приговор боярский была наложена ещё и духовная печать. И что тут скажешь? Гермоген понимал, что много ныне зла и не в одной только Москве насевается зло по наущению дьявола, а царь Борис — первый исполнитель его воли.

Ни о ком не думал ныне Гермоген так много, как о царе Борисе. Винить ли его одного во всяких злых делах? Или до него, в царствование Грозного, не было жестоких казней и неправедного притеснения людей? Или не отрубал голову боярам Иван Грозный за донос в хранении отравного зелья? Или не было до него доносов и клеветы? Или царь Иван в угоду властолюбию не истребил род князя Старицкого и не лишил живота многих князей рода Рюриковичей? Борис Годунов был свидетелем многих жестокостей грозного царя. Он вырос в обстановке, когда недоверчивость друг к другу была нормой жизни, как и разрыв добрых связей между людьми, и раздоры в больших и малых делах. За что ж виновнее Годунов? За что к нему такая злоба людей, какой не бывало к прежним правителям? Только ли одна причина тому, что Грозный, как и прежние государи, наследовал трон, а Годунов был избран и, следовательно, обязан был помнить добро? Или причина в том, что он не исполнил обещания, какое принародно давал патриарху: «Отче великий патриарх Иов! Бог свидетель, что не будет в моём царстве бедного человека...»?

Как ни основательны эти причины растущей злобы к Годунову, невыносимее всего для людей духовная теснота, несвобода, разрушение добрых связей между людьми. Как жить, если не знаешь, кому доверять, и всех надобно опасаться? Или не понимает этого царь Борис? Или ему легче было править подданными, у которых он отнял последние остатки духовной свободы?

С этими мыслями Гермоген приехал в Москву, предчувствуя многие волнения и недобрые минуты. Не задумал ли Иов-потаковник по наущению царя Бориса распорядиться, чтобы Романовых проклинали по всему царству, по всем храмам и приходам? Или какое иное утеснение для души придумает? И чем ответить ему — суровым молчанием или правдивым словом?

Иов встречал прибывших в Москву иереев на патриаршем дворе. Вид у него был усталый. Гермогену показалось, что он скрывает растерянность. И было что-то ещё в его лице, что долго помнил потом Гермоген, но только спустя время, когда всё свершилось, понял, что на лице Иова была роковая печать, какую загодя накладывает на иного человека грядущая беда.

Комната, или приёмные покои патриарха, куда сходились прибывшие в Москву митрополиты и архиереи, показалась Гермогену незнакомой, непривычно тёмной, хотя в окно било яркое июньское солнце. Словно бы тесно стало в Комнате.

Когда все расположились по скамьям, обтянутым серым сукном, Иов, сидевший в патриаршем кресле, начал речь. Говорил тихо, просто, без обычной торжественности:

   — Всем ведомо ныне, какую великую беду отвратили от государя нашего. Есть опаска, что и по всем городам и высям злоумышление затевается. Так вы бы, отцы мои, подумали, как без сыска доводить до воевод да дьяков Челобитного приказа о всяких лихих людях. Подавайте вести, как всем стоять против недругов государя...