Читать «Где ты, бабье лето?» онлайн - страница 95

Кто-то прыснул, Алевтина громко сказала:

— Тоже, знать, орловский.

— «22 февраля я добавил еще и опять не помню как уснул. 23 февраля я вообще не видел».

Раиса сказала:

— Эва, милай!

— «Когда ко мне пришел Канаев Борис Сергеевич я спал разбудя меня и отругавши он спросил завтра придешь на работу я ответил обязательно и он сразу ушел следом за ним заходят Манжетов и Иванов М. Спросив у меня таранки они собрались уходить тут-то я спросил у них какой сегодня день они ответили что сегодня вторник 24 февраля они ушли а я тут же задумался что же со мной произошло уснул 22 а разбудили 24…»

Женщины захохотали. Зимина читала, не обращая на них внимания, сама давясь смехом:

— «…И так и не припомня куда девалось 23 число я затопил печку и стал убираться в комнате убравшись у меня не выходило из головы что со мной произошло как черти толкнули в омут и так долго не вытаскивали и так и по сей день у меня не выходит из головы этот произойденный случай мне захотелось пить и я выпил кружку огуречного рассола пройдя полтора-два часа у меня зарезало желудок разболелся низ живота так я промучился и 25 февраля не выйдя на работу а 26 февраля я обратился в свой медпункт объяснив ему свое положение и боли живота я спросил у него таблеток и справку таблеток он дал а справку нет и ответил не будешь пить а с болей поезжай в больницу но в больницу я не поехал так как боялся, что меня положат но к счастью таблетки мне помогли только от одного а желудок побаливает и по сей день в чем я объяснился все верно и признаю свою вину — Барсуков!»

Взрывы смеха прерывали Зимину, она и сама останавливалась, хохоча и вытирая слезы. Доярки смеялись, отпуская за этот смех грехи Семену Барсукову, и она почему-то знала, что не сможет его наказать по всей форме.

«Вот он, еще один улавливающий тупичок… — думала, возвращаясь обратно. — И такой, оказывается, может быть…»

В машине читала объяснительную водителю Володе, вечером — приехавшей доброй знакомой из горисполкома, инспектору из управления сельским хозяйством. За нею — Филатову.

Она читала объяснительную и, зная там каждое слово, все равно прерывая себя, смеялась. Филатов улыбался.

— Чудачка, ну что там смешного? Безграмотная ересь наивного пьяницы.

Нет, он не всегда понимал ее.

Тут дверь, будто в романе, распахнулась, и на пороге встала Людмила. Посмотрела на нее — раскрасневшуюся от смеха, почти счастливую, на него, ласково улыбающегося. Постояла. Зимина крикнула: «Заходи», но Людмила бросила: «Не буду мешать» — и хлопнула дверью.

Лицо Филатова стало виновато-растерянным.

— И что мне с нею делать? Халдейка! — В голосе не было грубости — он подчинялся обстоятельствам и только просил извинения.

— Ну вас к черту! — сказала Зимина. — Уезжай, Игорь Сергеевич…

Она решила мгновенно. Она не сказала «уходи», а гораздо сильнее — «уезжай», хотя он не собирался на край света, и этим как бы соглашалась, что им троим вместе здесь будет сложно.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

22

Скаты островерхой высокой крыши столовой на въезде в Редькино тепло светились. Особого тепла не было, но солнце плавало в голубом небе, и пашни после вчерашнего дождя обнажились — последний снег лежал в ложбине, тянувшейся к Рузе. На длинной лавочке под навесом четверо молодых мужиков курили после обеда. В ватниках и еще зимних шапках, в сапогах, одинаково опершись локтями на колени, они как-то одинаково смотрели на чернеющие до самого Холстовского леса пашни, на Рузу, посверкивающую снизу за шоссе темной текучей водой, на тот берег, широко открытый за голыми деревьями. Пятый сидел на корточках, прислонившись к столбу, покуривал и глядел на дорогу, где стоял блестевший синей краской, точно новенький, трактор. Пятый был Юрий Леднев, свой трактор он только что вывел из ремонта и теперь просто не мог не глядеть в его сторону.