Читать «Где ты, бабье лето?» онлайн - страница 133

Женьку они видели в окно родильного дома. В раме вставала все та же Женька, что увез туда три дня назад, и все же это была другая Женька, чего-то прибавилось в ней — гордости, достоинства и жалкости одновременно, а главное, в нее как бы переливалось теперешнее Юркино чувство незнакомой осторожности в отношении к ней: она двигалась и говорила, точно прислушиваясь к себе.

В этот третий вечер Алевтина с былой стремительностью в движениях и мыслях торжествующе сообщила, что наконец-то «все решилось» насчет дома и завтра начнут завозить материалы, если Юра, конечно, согласен.

Он напряженно улыбался. Но, конечно, был согласен. Он уже давно участвовал в разговорах о доме втихую от Жени, еще с той поры, как вспахал огород позади Дуниного плана. Втайне он желал, чтобы это совершилось, но не верил, не мог поверить, потому что вряд ли пошла бы на то Зимина, даже ради хорошего отношения к Алевтине. «Это какую же ответственность надо взять на себя, сколько смелости», — думал он. Теперь Зимина в какие-то минуты выросла в его глазах невообразимо, прямо как в чуде бабы Клани, а уже через час он исходил из этого, как из чего-то естественного, и видел, что иначе и не могло решиться.

Дом в Холстах, собственный Юрия Леднева дом! С Евгенией, ясно, и с сыном. Семейство его, в котором он чувствовал постоянно зыбкость, непонятность, тревожность, вдруг обособилось в нечто неразъемное, утвержденное, чему должно жить и производить дела на земле, заслуживать уважение и вырабатывать свои отношения с людьми. И во всем этом присутствовала та освобожденность, которая теперь так странно срасталась с Юрием.

— Ты уж ночуй здесь, завтра начнут возить материалы, бульдозер пригонят, все же хозяин, твое слово и глаз надобны, — говорила Алевтина, глядя на него с тем веселым торжеством, каким только прежде полыхали ее глаза, все ее подвижное полное тело, и теперь ему было не стыдно, не неловко, а хорошо, потому что он видел во всем торжество за Женю, за маленького. Женька объявила, что хочет назвать в честь ее отца Феденькой, Юрка промолчал, но решил, что ни Феденькой, ни Егорушкой-Савушкой (чтобы как в старину!) называть сына не будет. Во всяком случае — воспротивится. Он лежал в Женькиной постели, за стеной ходила, шихотилась, дышала Алевтина, но он ничего уже не слыхал — сон сильно и радостно вобрал его в себя.