Читать «Где ты, бабье лето?» онлайн - страница 132
Марина Александровна Назаренко
— Ты что здесь? — спросил, становясь над нею, прикованный неживым ее взглядом. — А, сволочи! — и хлеще ругнулся, нагнувшись: передняя лапа собаки была зажата железом — две массивные стальные скобы пригвоздили ее, смяв плюсно, — белые, в шерстке, коготки торчали с другой стороны. — Давно, видать, здесь, — проговорил Юрка, вглядываясь в тусклую, запаршивевшую, в черных крапинах, не то в мухах голову. Собака не отвечала.
Он приподнял тяжелый черный капкан вместе с лапой, потянул пружину.
— Ну, тащи! — и попытался сорвать железо.
Лапа, видимо, передвинулась, собака завизжала, рванулась, прыгнула на Юрку, чуть не свалив, и брякнулась набок, перекатилась и снова жутко замолкла.
— Стой, дай поглядеть! — он присел, разглядывая железную штуку. — А, тут две пружины. У бати таких не бывало.
И снова, взяв капкан и чуть отделив от земли, он обеими руками с силою сдвинул, оттянул замки пружин к сторонам.
— Тяни-и! — и сам сдернул металл с ноги.
Собака взвизгнула, отскочила, замерла и вдруг пошла, пошла, оступаясь.
— Дойде-ешь! — проследил он взглядом.
Ковыляя, она уходила.
Несколько раз слышал он, как она подвывала, пока отцеплял капкан, привязанный стальным тросиком к подошве осины. Машинка была тяжеленная. Держа за тросик, легонько раскачивая, Юрка обошел с нею норы.
Ни лисьих, ни барсучьих следов не заметил — возможно, норы опустели. Впрочем, у последней, самой дальней от места, где лежала собака, набросан был широким клином свежий песок — ходы-то сообщались. «Гниды, — ругался Юрий, — и зачем вам они сейчас, шкуры и то не возьмешь, и дети, поди, у них».
Он шел Городищами, все время ощущая тяжесть смертельного железа в руке, размышляя, чьей могла быть собака: сапуновского пастуха или охотников? Надо бы спросить у егеря. Больше недели назад он слыхал по вечерам лай в лесу. Одна редькинская сучка имела обыкновение облаивать лося. Будет лось стоять пять часов, общипывать ветки, она пять часов будет лаять. Он и думал — она. А вышло вон как. «Ни енотов, ни лис, ни барсуков уж не будет, если дач понастроят, — вздыхал он угрюмо. — А надо бы сделать заказник»…
Сумерки сгущались, свежело. Синий слоистый туман затягивал низину. Гудела электродойка. Юрка шел в Холсты показать капкан Жене, Евгении.
30
Мальчик родился пятидесяти сантиметров, не очень-то велик, и весом три сто — самая норма, у Евгении иначе и быть не могло. Евгения сама норма во всем. В родильный дом Юрий ездил через день, а через день Алевтина.
Вот уже третий вечер приезжал он к Алевтине, и третий вечер они впервые за последние годы радостно и прямо глядели друг на друга. Алевтина накупила ребячьего бельеца без всяких границ, и Юрка одобрял это. Она перекладывала, перебирала распашонки — цветные, байковые, теплые и тоненькие ситцевые, батистовые, нежного цвета или в горошек, в цветочек, с кружевцами, тесемочками, пересчитывала их и пеленки, будто не помнила, сколько купила, и соображала, сколько еще надо. Все было таинственно, интересно, тесемочки просто смешили Юрку, оказалось, мальчику пеленок нужно больше, чем девочке, и цвет одеяльца непременно голубой, и Юрка гонял по всем окрестным магазинам, пока не нашел голубое (розовые были, голубых — нет, последние годы все больше рождались мальчики, а промышленность не учитывала). Приходили женщины — Катерина Воронкова, Нина Свиридова, и снова начинались перекладыванье крохотных одежек, соображения, из чего лучше делать треугольнички («подгузники» — говорили бабы постарше) и каким способом лучше пеленать: Алевтина стояла за свободное пеленание, Катерина вспоминала свивальники, которых нынешние матери не признают.