Читать «Выстрелы в Сараево (Кто начал большую войну?)» онлайн - страница 146

Поначалу казалось, что он посвятит себя литературе. Первая вещь, с которой он вышел на публику, сначала в нашем ученическом обществе, а затем в печати (16 ноября 1907 года в Српској ријечи) была статья о повестях Петра Кочича, человека, который был и поэтом, и политическим революционером. Гачинович всю свою жизнь одинаково ощущал духовную потребность и в литературе, и в политической борьбе. В гимназии он член и литературного общества «Матица», и политического общества «Слобода»; в Белграде на него в равной степени влияют и литературный критик Скерлич, и революционер Люба Чупа; в Лозанне он переполнен счастьем, читая поэтов и философов, а в то же время упражняется в изготовлении бомб. Вначале он записывается на литературу, потом на право, потом на социологию и, наконец, сдает дипломный экзамен по чистой философии, причем по Гюйо, который был и поэтом, и философом, и проповедовал, что труд во имя человечества — высшее возможное счастье наших людей. С той поры как Жераич показал пример своим атентатом (покушением. — И. М.) и своей гибелью, с той поры и Гачинович агитирует за такой способ борьбы и отдает себя тайным кружкам и организациям. Был член и «Народной одбраны», и «Уединенья или Смрт», доброволец и в балканской, и в мировой войне. Писал горькие слова об отсталости и раздробленности нашего народа, но тем не менее безгранично верил в силу нашего селянина и большое удовольствие находил в разговоре с теми, в ком ощущал верность и серьезную национальную предприимчивость. Некая внутренняя потребность звала его в поэзию, а честь двигала его в народ и на бунт. Он организует учеников, вербует и связывает клятвой людей из народа, организует переселенцев в Америке— а наряду с этим, словно кроясь от себя самого, занимается поэзией и философией. Он в пути, постоянно в пути.

Между национализмом и социализмом.

Сегодня известно до мелочей, в какой мере на Гачиновчиа повлияли русские люди и русские книги. Он много читал и французов, а особенно тех, кого читали русские. В обществе русских эмигрантов-революционеров, около старого Натансона, в Лозанне, он, наконец, духовно сформировался. Это была особая струя русских социалистов, так называемые социалисты-революционеры, которых звали по начальным буквам (С.Р.) и «эсерами». С официальным, государственным национализмом русской власти они вступили в войну и боролись против царя бомбами и револьверами.

С другой стороны, они по много чему отличались от социал-демократов Марксовой школы. Эсеры верили, что историю делают герои, и настаивали на необходимости индивидуального атентата. Здесь опять, в понимании атентата, они отличались от западноевропейских анархистов. Великие русские писатели, такие как Герцен начиная с Достоевский начиная с 60-х годов, Кропоткин, Степняк и т. д., высказывают в своих произведениях мысли, которые Гачинович впитал в свою душу. Мне уже доводилось писать, что он там обрел и часть своих поэтических вдохновений, фигур, мотивов. Русские социалисты-революционеры полностью одобряли его работу, которая была националистической. В то же время доктринерский социалист Лев Троцкий, с которым Гачинович познакомился в Париже в 1915 году и дал ему материал о Сараевском атентате, сразу же укорил и его, и его общество в том, что они якобы еще не освободились от националистической романтики.