Читать «Вторая очень страшная история (ещё пострашней первой!)» онлайн - страница 16

Однажды папа назвал Костю циником. Я подумал, что это слово происходит от слова «цинк». А стало быть, имеет отношение и к покойникам, которых, я слышал, перевозят в цинковых гробах. О, до каких загробных мыслей доводят нас иногда размышления о жизни! Впрочем, ведь любая жизнь в конце концов доводит до смерти…

Я начал в президиуме размышлять о любви.

«О чем?!» — воскликнул бы старший брат Костя, если б угадал мои мысли.

«О любви! — ответил бы я. — Хоть мне, как ты скажешь, «всего» тринадцать лет. Любовь от возраста не зависит! Тебе уже двадцать один год, а ты, я уверен, о любви понятия не имеешь. Я ведь вижу: все хорошенькие для тебя хорошенькие, а все прехорошенькие для тебя прехорошенькие… Ты замечаешь красоту всех красивых. А я только Наташину! Как можно рассуждать с том, чего вообще не знаешь? Чего никогда не испытывал?»

Так я и отвечу Косте. Пусть только спросит меня с ехидством. И чем больше будет ехидства в его голосе, тем резче отвечу.

Костя почему-то всегда говорит о любви насмешливо.

— Ты так иронизируешь, будто однажды… попал под любовь. Ну, как под поезд или автомобиль, — высказал трагическое предположение папа.

Костя тут же прикрылся своей любимой цитатой из Пушкина:

— «Чем меньше женщину мы любим, тем легче нравимся мы ей». Это не цитата, а руководство к действию, — добавил он. И еще добавил из самого себя: — Всякая любовь хороша уже тем, что непременно проходит. Иной автомобиль калечит навсегда, любовь же — только на время…

— Значит, автомобиль сильнее любви? — возмутился я.

— Во мне, например, любовь к вашей маме поселилась навечно, — тоже возразил Косте папа. И взглянул на маму: дескать, подтверди.

Мама не стала ни возражать, ни подтверждать. Она вздохнула так успокоенно, словно была спортсменкой, до конца дней своих завоевавшей «мировое первенство».

Я знал, что в спорте титула «вечной чемпионки» не существует. Первенство надо завоевывать опять и опять. А любовь? Подчиняется ли она в этом случае спортивным законам? Или у нее есть свой? Папина любовь, которая «поселилась» навечно, подтверждает, что есть.

Костя в тот вечер, заметив, что я грустен, высказал еще одну, с его точки зрения, мудрость:

— Быть мужчиной — это значит не быть бабой.

— Тогда уж… точнее сказать — женщиной, — оскорбилась мама, которая всегда и во всем была на стороне женщин. Она уверяла, что ни один мужчина еще не носил в себе будущего человека в течение девяти месяцев… Что ни один мужчина также еще не родил и не вскормил своим молоком ребенка. Возражать было трудно. Но когда она сказала, что любой дом держится на «хрупких женских плечах», папа в знак молчаливого протеста распрямил свои плечи, пропылесосил квартиру, постирал белье и починил бачок в туалете. Доказывая, что ничего в доме от его внимания ускользнуть не может, папа заглянул в мою общую тетрадь, на первой странице которой было написано: «Вторая «Очень страшная история» (еще пострашней первой!)». Он в очередной раз напомнил мне, что Саша Пушкин и Миша Лермонтов в моем возрасте «уже», а я в своем, к сожалению, «еще»…