Читать «Вся проза в одном томе» онлайн - страница 369

В то же время клонирование человека давно перестало быть фантастикой — это было возможно ещё в девяностые. «Овечку Долли» клонировали в девяносто шестом. Но опыты по клонированию людей с самого начала были запрещены международным законом, действующим по сей день. Однако я был бы удивлён, если бы такие опыты не проводились подпольно. До нас с Михаилом даже доходили неподтверждённые слухи. Трудность подобных операций заключалась в том, что они требовали немалых средств и сложной техники, которая вся была наперечёт. Но находились спонсоры, которые финансировали такие проекты, исходя из каких-то своих интересов.

В отличие от Михаила, я всегда был предельно осторожен с законом. Свои мечты о практических опытах я держал при себе и делился ими разве что с Шабуниным, который их полностью разделял. Но сам он был гораздо более дерзким и напористым. Был атеистом и считал религиозными предрассудками все те морально-этические принципы, на которых основывался международный запрет на клонирование разумных существ. Считал, что запрет этот тормозит развитие науки, будучи бессмысленным потаканием общественному сознанию, которое всегда было злейшим врагом прогресса.

Шабунин вынашивал собственную безумную идею, которой был по-настоящему одержим: он мечтал осуществить опыт по клонированию одарённого человека, чтобы доказать, что современная наука может гроздьями выращивать гениев и тем самым преобразить мир. Он расспрашивал многих талантливых людей того времени, согласны ли они, чтобы на основе их ДНК был искусственно выращен их генетический клон. Разумеется, никто не согласился. Шабунин отчаялся. Мне казалось, он перегибает палку. Однако тайно от всех я поддерживал его, был для него единственным другом — единственным, кому он мог доверять.

Позже я узнал о болезни Тани. Никого на свете не любил я так, как свою единственную дочь. Всю свою жизнь я посвятил заботе о моей красавице и умнице, которой шёл тогда двадцатый год. Однажды я начал замечать, что Танюша выглядит бледной и больной. Она была из тех, кто будет терпеть и молчать, но никогда не пожалуется на проблемы со здоровьем. Мне нелегко было вытянуть из неё признание в том, что у неё периодически побаливает сердце. И она долго сопротивлялась, когда я настаивал на походе к врачу.

Но потом ей стало значительно хуже, и мне удалось уговорить её сходить к кардиологу. Этим кардиологом был Аркадий Генрихович Челестинский — отец Виктора. Так мы и познакомились. Его диагноз оказался гораздо страшнее, чем я мог ожидать. Он предсказал Танечке неминуемую кончину в ближайшие месяцы. Таня по-прежнему ничего не знала. А я уже мысленно прощался с ней. Ничего нельзя было сделать. При всём колоссальном уровне своего развития медицина оставалась бессильна перед её болезнью. Можно было лишь дать ей таблетки, чтобы она не мучилась. Она принимала их, сама не зная, что принимает. Боль ушла — и она снова радовалась жизни.