Читать «Вступление в должность» онлайн - страница 78

Он пребывал как будто бы в бреду, в каком-то страшном сне, когда, отрыв сплющенную палатку и распоров ее ножом, стал вытаскивать всех по очереди и переносить в тайгу. Лицо у Алены было синее, и губы, и шея — синие, только волосы белые-белые, как прежде. Синие были Степа и Олег Егоровы, Яшка Тумаков и Зуев — точно все нарочно вымазались синькой. Тогда он не знал, почему они такие синие, ибо никогда не видел людей, погибших от удушья. Он уложил их под лиственницами, друг возле друга, и они неподвижно лежали; каждый в своем спальном мешке, только в разных позах, в каких застала их во сне сорвавшаяся с сопки снежная лавина. Он накрыл их мокрым брезентом располосованной палатки.

Может, час, может, два он сидел возле них, держа на коленях ружье, будто стерег их от новой беды. В тайге было тихо и жарко, и вся природа, погруженная в духоту и полуденную сонливость, оставалась равнодушной к великой трагедии, происшедшей у нее на виду. Только тучи мошки беспокойно кружились над брезентом, то низко оседали, почти падали на брезент, то снова с противным писком взлетали вверх.

И вдруг его заторможенному, едва ли не совсем отсутствующему сознанию явилась четкая мысль, что он не всех нашел — двоих недоставало под брезентом. Забыв, что Мишка должен был отправиться в Ому, он пошел искать его к скале, убежденный, что Мишку могло выбросить из палатки лавиной, а Касымова, считал он, нужно искать вдали от берега, среди лиственниц, — тот всегда ночевал, настелив себе веток, под каким-нибудь деревом.

Он нашел только Касымова и перенес его на ту же поляну, где лежали остальные. Касымов был еще жив. Его не задело лавиной, но, видимо, воздушная волна ударила его о ствол — голова была разбита, из нее сочилась кровь. К реке Леону было не пробиться, он принес кусок снега, смыл с Касымова кровь, неумело перевязал глубокую рану, пустив на бинты свою нательную майку. Оставшийся снег он крошил в руках и заталкивал в рот Касымову. Тот стонал, закрытые веки его живого и мертвого глаза судорожно дергались. Но Леон остался безучастным к его стонам.

Он бросил Касымова, пошел искать сухостой. Натаскал сухих веток, развел костер, лег у огня и провалился в забытье.

Далекий монотонный голос вывел его из этого состояния. «Сюев, Сюев!.. Мой гольова плёхо… Сюев, Сюев!..» — канючил Касымов и звал Зуева. От этого голоса, от этих слов Леона охватил ужас, точно он только в ту минуту понял, что произошло до этого. «Зачем тебе Зуев, сволочь? — ответил Леон, трудно ворочая языком и тяжело подымаясь. — Нет больше Зуева… Никого больше нет. Из-за тебя погибли… У-у, гад, застрелю…» Он медленно поднял с земли свое ружье и, пьяно шатаясь, пошел к Касымову, наставил на него двустволку. Касымов лежал у его ног, корчась от боли, бессвязно бормотал: «Сюев, Сюев… Гольова плёхо…» Тогда Леон, потеряв над собой всякую власть, истошно закричал Касымову: «Нет Зуева! Слышишь, черт одноглазый? Ты виноват, ты!.. Из-за тебя погибли! Ты знал, где золото, и молчал! Говори, собака, знал? Все равно застрелю!..»