Читать «Вступление в должность» онлайн - страница 127

Перед тем как взяться за еду, корреспондент сходил к саням и вернулся с бутылкой водки. Доктор от водки отказался. Он извлек из внутреннего кармана телогрейки плоскую, обшитую войлоком флягу и приложился к ней. Когда он пил, подбородок его и руки мелко дрожали. Любушка подумала, что вчера он, видимо, крепко выпил, потому его и бьет озноб. Закусывать доктор не стал, а все другие, кроме него и Паши, начали есть консервы с галетами. Паша стояла в стороне и все так же безучастно глядела на огонь. Любушка несколько раз звала ее есть, но та не оборачивалась на ее голос. Корреспондент часто поглядывал на Пашу, потом и он сказал ей:

— Женщина, поешьте с нами. Как-то неудобно получается.

Паша не ответила и ему. Тогда Володька, кривясь, сказал ей:

— Эй, принцесса, тебя зовут или кого? Сына голодом заморишь, пищать начнет.

И Паша вдруг подошла к Володьке, присела рядом, взяла из пачки галетину, опустила ее, держа за уголок, в кипяток Володькиной кружки. Другой рукой она сдвинула платок, закрывавший рот, обнажив разбитые, в запеченных кровинках губы и растекшийся синяк на подбородке. Корреспондент уставился на Пашу, потом приоткрыл рот, точно хотел о чем-то спросить ее. Но тут Слава сказал Любушке:

— Садись к нам в кабину, дорогу лучше запомнишь.

— Пусть Юрий Петрович садится, он замерз, — ответила Любушка, по-прежнему испытывая щемящую жалость к доктору.

— Переселяйтесь к нам, — сказал Слава доктору.

— Можно и к вам, — равнодушно отозвался Юрий Петрович. Он все ходил у костра — длинный, сутулый, в нахлобученной по самые очки потертой мерлушковой шапке.

— И ты, принцесса, лезь в кабину, пока жива, — обернулся к Паше Володька. Он хихикнул, легонько толкнул ее локтем в бок.

Не отвечая ему, Паша осторожно сосала больными губами разбухшую в кипятке галетину.

Они быстро разрушили костер, расшвыряли головешки, сбили пламя, закидали землей, затоптали ногами. И поехали дальше.

Тимку Володька отвязал и забрал в кабину. Корреспондент наводил порядок в своем кукуле: доставал из глубины его какие-то сумочки в кожаных чехлах на «молниях», фотоаппарат, флягу, зачехленное ружье, снова отправлял все это в кукуль. Видно, вещи эти боялись мороза, если корреспондент держал их в меховом мешке и спал с ними.

Любушке стало скучно сидеть молча, и она спросила корреспондента:

— Вы едете, чтоб потом в газету написать?

— Я не пишу, я фотокор, — охотно ответил он. — Я снимки делаю, а пишет мой шеф.

— Тот, что не поехал с вами? — догадалась Любушка.

— Он самый.

— А почему он не поехал?

— Мороза испугался.

— Разве это мороз? — засмеялась Любушка, зная, что вскоре зима подарит им и пятьдесят, и шестьдесят градусов.

— Мороз, — серьезно сказал корреспондент. Он уже уложил свое имущество и теперь всовывал в кукуль ноги в лохматых собачьих унтах.

— А вы из какой газеты? — снова спросила Любушка.

— Из районки.

— И ваш шеф все время пишет?

— Обязательно. Он замредактора.

Больше Любушка не знала, о чем говорить с корреспондентом. Тот до половины забрался в спальный мешок, привалился спиной к ящикам, поворочался немного, поудобнее устраиваясь, и сам спросил Любушку: