Читать «Всё лучшее в жизни либо незаконно, либо аморально, либо ведёт к ожирению (Авторский сборник)» онлайн - страница 190
Леонид Наумович Финкель
Этель вспоминает те дни, когда поступило скорбное известие: нет больше Михоэлса… Нет…
На квартире Михоэлса много людей, все сидят, плотно прижавшись друг к другу, и молчат. Тишина страшная, как ночной кошмар. Ей казалось, либо она оглохла, либо все происходит в сне.
Поскольку в эту морозную ночь электрички не ходили, кому-то пришлось проделать пешком путь в 20 километров.Гроб с телом привезли на Белорусский вокзал. И снова необычайная тишина. Десятки тысяч людей, собравшихся на вокзале, стояли и молчали.
Потом панихида у здания театра. Жена Горького Екатерина Павловна Пешкова положила у ног Михоэлса лилии.
Пел Иван Семенович Козловский. Будто в морозном воздухе кто-то тронул серебряную струну.
Играл пианист Эмиль Гилельс.
Какая-то таинственная жизнь шла вокруг.
А на крыше двухэтажного дома напротив театра – маленькая худенькая фигурка человека, играющего на скрипке.
Скрипач на крыше…
В такую стужу…
Жена Михоэлса, Анастасия Павловна, рассказывала, что гроб с телом Михоэлса до панихиды привезли в лабораторию академика Збарского, того, который бальзамировал Ленина. Когда гроб открыли, стало ясно то, что таким воплем выкрикнула в первые минуты Ковенская: «Убили!»
Ссадина на правом виске.
Сжатые кулаки.
Перец Маркиш, увидев Михоэлса в гробу, воскликнул:
– Не поднимайтесь туда! Ничего общего со Стариком…
Эстер Лазебникова-Маркиш вспоминает: до пяти часов вечера Збарский «чинил» разбитую голову Михоэлса, стараясь придать ей человеческий вид.
Очевидцы рассказывали, как еще год назад между академиком Збарским и Михоэлсом состоялся разговор.
Збарский: – Люблю я этого еврея.
Михоэлс: – Не дай мне бог попасть в твои руки. Ты из меня сделаешь красавца!По театру ходили чужие люди. Чужими были зрительный зал, сцена. Неужели не настанет утро? Неужели это последний вечер?
Она наступала на какие-то обрывки декораций, костюмов. И вдруг ей показалось, что под каблуками сочится кровь.
На полу валялись полотна Шагала.
Через много лет в Иерусалиме открылась выставка декораций к спектаклям ГОСЕТа с огромными полотнами великого художника. То были те самые, чудом уцелевшие декорации.
Она смотрела и думала: «Еврейский театр – моя боль». До сих пор ей кажется, будто поставлена была на страже еврейского театра.
И не уберегла…