Читать «Всё лучшее в жизни либо незаконно, либо аморально, либо ведёт к ожирению (Авторский сборник)» онлайн - страница 142

И я понял, что нам ничего не удастся, даже любовь.

Она вдруг пожаловалась, что ее лихорадит. И мы вернулись домой.

Разошлись по разным комнатам, я припомнил мелкие морщины обиды на ее лице. И мне стало жаль ее.

Не раздеваясь, я бросился на кровать, мгновенно куда-то провалился. Мне привиделось, будто мы где-то в джунглях, Челита в рваной набедренной повязке плывет по широкой реке, полной аллигаторов. Почему-то сверху, словно с дерева, я видел, как на ее пути расстилается водная гладь, а в воде снуют взад-вперед зеленые аллигаторы. Их легко было разглядеть сквозь прозрачную, как стекло, поверхность воды. Я видел, как по лицу Челиты пробегают ужас и отчаяние. Ее рыжие волосы волочатся сзади и рассыпаются по плечам всякий раз, когда она поднимает голову. От жалости и горя мне захотелось закричать, но голос пропал. И тут я бросаюсь с какой-то немыслимой высоты в воду, чтобы ее спасти. Я несу ее, не ощущая холода воды на своих плечах, мои ноги почему-то прочно стоят на твердой спине аллигатора: я скольжу по воде, точно серфингист, катающийся на длинной доске по гребню волны, скольжу сквозь тени высоких деревьев, белых цветов и свисающих лиан. Впереди появился небольшой, нависший дугой над рекой деревянный мост. Я не понимал, как мне удалось поднырнуть под мост и как река превратилась в кровать, на которой я лежал, а джунгли – в гостиничный номер. Но несмотря на смену картин, в сердце моем продолжало жить и петь, словно струна рояля при отжатой педали, чувство сладкой боли и гордости, которое я испытал, спасая Челиту во сне.

Мне казалось, я полюбил ее.

Я и раньше был влюблен, но то, что происходило сейчас, было ни на что не похоже. Эта любовь была сильнее. Она не знала границ. У нее не было географии. Я находился внутри сна и одновременно вне его…

Я бросился немедленно сообщить ей об этом. Как никогда я был искренен и решителен. И мой странный эмоциональный порыв только придавал мне силы.

В коридоре стояла блондинка в белых брюках, белой завязанной на животе рубашке и курила. Она посмотрела на меня и вдруг спокойно произнесла на русском языке:

– Вашу подругу увезли в больницу.

– Что? – крикнул я.

Она утвердительно качнула головой.

Я знал, что в гостинице полно русскоязычных израильтян. Что поездки в Египет относительно дешевы, а ивритоговорящие граждане страны побаиваются этого маршрута, и потому почти все гостиницы в этом районе забиты моими бывшими и нынешними соотечественниками.

– Что с ней?

– Просила вам передать – змея укусила. Боюсь, вы ее не застанете в живых…

«Сколько же времени я спал?» – подумал я со злостью на себя, на свой сон. В душе ничего не осталось от сладкой боли и гордости, а было одно отчаяние, точно аллигаторы сожрали не только Челиту, но и меня самого. И вообще, что могло случиться за это время?

– В какую больницу ее отвезли? Почему не разбудили меня?

Но она отвернулась куда-то к окну и продолжала курить, как будто меня не было. Я смотрел, как дым кольцами поднимался к потолку. Его извилистый путь казался мне образом бегства от проблем и невзгод. Дым переносил меня в мир, где все потребности были удовлетворены, все заботы исчезли.

– Садитесь с нами в автобус, – сказала она неожиданно. – Мы ее навестим всей группой, может быть, вам повезет.

«Повезет, не повезет…» – звенело в ушах.

Я выскочил на улицу. Двери автобуса были закрыты. Я нервно стал ходить по тротуару, удивляясь, как все спокойно вокруг, как ничего в этом странном городе не реагирует на исчезновение Челиты.

И вдруг я увидел знаменитую, тысячекратно запечатленную в литературе и иконографии сцену. Октавиан хотел показать римскому народу Клеопатру. «Мужайся, женщина, – сказал император, – и будь покойна, тебе не сделают зла!»

И она почуяла: смерть близка. Она была абсолютно хладнокровна, когда поняла, что должна проститься с могилой Антония. И в то же время чувствовала, что сходит с ума. Из-за слабости ее несли на носилках. Потом упала на гробницу возлюбленного. Заплакала, запричитала:

– Не выдавай свою супругу живою, не допусти, чтобы во мне триумфатор повел за своей колесницей тебя… Все, о чем думала, утекло… Но укрой, схорони меня рядом с собою… Из всех бед, выпавших на мою долю, не было горше и тяжелее, чем жизнь без тебя…

Угольно-темная туча чернила небо… Закрывала небо и свет… Превозмогая охватившее волнение, вылила вино, возложила венки, в последний раз поцеловала надгробный камень.

Хотела закалиться против боли…

Ребенком она любила солнце. Сколько помнит себя – шла в свет солнца. Закрывала глаза. И сквозь веки оно было красным…

Но что есть более солнечное, чем красная кровь?

…Ее одели в красные одежды, возложили на голову царскую корону…

История была какая-то сложная, по-восточному извращенная. Роскошный ужин. Царские покои. Корзина с фруктами. Укол змеи и падение в пустоту неба…

Слезы катились по ее щекам; она держалась все с тем же самообладанием и с тем же погребальным видом.

И слезы ее производили чудовищное впечатление.

Она умирала и грезила…

Казалось, сейчас поднимется и скажет:

– Мне лучше…