Читать «Все есть яд» онлайн - страница 7

Елена Александровна Ершова

— Не сказал и ты. Что сестра неполноценная. Марек вскинул голову, будто ему дали оплеуху. Глаза снова наполнились слезами, но теперь это были слезы обиды. Вспомнились все грязные дразнилки соседских пацанов, и Марек со злостью выкрикнул:

— И что ж тогда? Оставили бы ее умирать, да? Мужчина промолчал.

— Пусть юродивая! — продолжил Марек, снова сжимая кулаки. — Да только я ее люблю! Не простил бы себе, если б оставил ее умирать! И не смейте… не смейте больше так о ней говорить!

Человек остановился. Мальчик остановился тоже, и в который раз за день его сердце рухнуло в пятки — взгляд незнакомца был холодным, очень внимательным. Так, должно быть, ученые глядят в свои микроскопы, наблюдая над размножением бактерий в капле воды. И он, Марек, был ничуть не сильнее бактерии — всего лишь испуганный восьмилетний мальчик, заблудившийся в глухом лесу и оставшийся наедине с больной сестрой и… а с кем, собственно говоря? Гимнастерка человека был слишком сильно заляпана грязью и сажей, чтобы определить принадлежность хоть к каким-то войскам. Не было и никаких знаков отличия, за исключением шеврона на левом рукаве. Но и он был испачкан, так что мальчик не сумел разглядеть изображение толком. Потом в памяти всплыл образ увиденного им ранее вертолета — ржавая консервная банка, списанная за ненадобностью, но подобранная кем-то, отремонтированная и выкрашенная в ядовито-оранжевый цвет.

Кажется, на хвостовой части можно было разглядеть эмблему, но, сколько Марек не напрягал память — он не мог вспомнить. Тем временем, незнакомец, как ни в чем не бывало, продолжил свой путь.

— Скоро деревня, — бросил он через плечо. — Недалеко ушли. Ваше счастье. Агнешка на его плече вздохнула и обвила за шею руками, как обвивала любимую плюшевую игрушку. Незнакомец снова вздрогнул, поморщился, но стерпел. И Марек проглотил обиду тоже, а потому сказал:

— Скажите, как я могу отблагодарить вас? Я понял, что ваш вертолет неисправен. Если вам нужна помощь, я могу сказать отцу, и…

— Не нужно. Человек остановился и прислушался, склонив голову на бок.

— Слышишь голоса? Марек прислушался. Показалось — налетевший ветер донес до него ребячий смех и ауканье. Местность теперь казалась ему знакомой, и он удивился, насколько быстро они дошли до Красножарских полян. Видать, у страха действительно велики глаза, как любила повторять мама.

— Дальше нельзя, — сказал незнакомец. Он аккуратно опустил Агнешку на землю, и она расплела руки с видимой печалью, нехотя расставаясь со своим нежданным спасителем.

— Но если вам тоже нужна помощь… — начал Марек.

— Нет, — не терпящим возражений голосом ответил мужчина. — Только одно. Не говори обо мне. Никому. К ночи я улечу. Ты никогда меня не увидишь. Обещай мне. Ты обещаешь? Их взгляды снова пересеклись: Марека — растерянный, испуганный, и незнакомца — сосредоточенный, холодный.

— Обещаешь? — повторил незнакомец.

Марек, наконец, нашел в себе силы согласно кивнуть, и незнакомец улыбнулся — странной, неестественной улыбкой, как мог бы улыбаться мертвец, и от этого по коже мальчика снова рассыпались мурашки. Но ничего плохого не случилось. Мужчина повернулся к мальчику, и перед глазами Марека промелькнула нашивка — что-то неуловимо знакомое, может быть, даже страшное, — и начал отступать в лес. А голоса все приближались, и звенели, и опасности больше не было, потому что с Агнешкой теперь все было в порядке. И, глядя на ее безмятежно улыбающееся лицо, Марек вдруг вспомнил песенку, которую она напевала, когда собирала голубику — про беспечную мушку, попавшую в сети паука. И, вспомнив, тотчас же опознал изображение на шевроне незнакомца. Вписанное в шестигранник W, округлое брюшко и острые крылья насекомого. Марека будто подкинуло на месте взметнувшимся с земли вихрем. Он круто повернулся вокруг оси, лихорадочным взглядом ощупывая окружающий его молчаливый лес. Но от незнакомца не осталось и следа, только качались на ветру ветви сосен, да где-то вдалеке аукала загулявшая ребятня. Вот тогда Агнешка подняла ресницы, одарив брата незамутненным взглядом своих блекло-голубых глаз, и произнесла очень чисто, будто не было никакой раны в горле, будто несколько минут назад она не лежала, почерневшая, на опавшей хвое: