Читать «Время прошедшее несовершенное» онлайн - страница 5

— Может, и неизбежно. Но скорее грустно — и нечем тут гордиться.

— Разве это не доказательство зрелости ума?

— Скорее его сухости. Или большого смирения и отречения. Рассудительняе люди — близоруки и без воображения, их беспокоит только постоянное «устраивание жизни», и они не помнят о текучести времени, о катаклизмах, о смерти. Оглянись вокруг. Сколько рассудительных людей здесь лежит. Лежат и мудрые. Но они знали об этом заранее. Умный человек никогда не бывает «благоразумным» — в обычном смысле этого слова. Наоборот, его смешат жертвы на алтарь рассудочности в неизбежном общем движении к тем старым воротам, на которых написано: Lasciate ogni speranza, voi ch'entrate И они дорожат в жизни иными ценностями, чем те, которые так много стоят у рассудительных.

Я двинулся вперед, злясь на себя за ораторство.

— В конце концов, не стоит много рассуждать об этом, — добавил я, поспешно стараясь свернуть эту тему, — потому что люди либо знают об этом сразу, либо предпочитают не знать вообще.

Йоанна, как обычно глядя в землю, шла рядом.

— Посмотри, какие красивые каштаны, — отозвалась она после моих слов так, словно я вообще ничего не говорил. Каштаны действительно выглядели красиво. Вылупившись от удара о землю из зеленой, мясистой скорлупы или еще торча из нее наполовину, они влажно и свежо сверкали своей темной краснотой, будто только что родились на этих каменных могилах. И ждали, в своей округлости, пока кто‑нибудь неизвестно зачем их не поднимет. А женщины реагируют на то, что им говорят, не умом — одним чувством. Когда они любят, то все вбирают в себя и понимают. Или так удачно притворяются понимающими, что мы даже начинаем в это верить. Когда же их сердца закрыты — в их сознание не проникнет ни единое слово.

— Но, может быть, рассудок… — ответила все же Йоанна, ища взглядом каштаны, — всего лишь одежда, которую носят, чтобы выглядеть, как все. Помню, меня всегда трогала когда‑то одна повесть, грустная и страшная, в которой умирающая женщина прямо‑таки назойливо, в страшной панике призывала своего давнего любовника, чтобы тот еще успел понять, что хотя рассудок приказал ей устроить свою жизнь по–другому, она всегда любила только его и, умирая, по–прежнему его любит. Ты веришь, что такое возможно?

— По правде говоря, не верю. Автор повести был или чересчур наивным в поглотившей его страсти и недооценил значения более жестоких, нежели воображение, опустошений и преступлений плывущего времени, или же хотел победить время единственным доступным способом — с помощью вымысла, недоступного никакому опыту.

— Значит, не существует любви? — спросила Йоанна с какой‑то внезапно беззаботной усмешкой. При этом посмотрела на меня почти вызывающе. Но она не обманула меня своим взглядом. Серебристая голубизна ее глаз была в глубине пустой и глухой, как небо.

— Ах, если все мы столько любили, то, очевидно, не существует, — ответил я с наигранной твердостью. — Ведь мы чаще говорим «влюблен в кого‑то», а не «люблю кого‑то». Наш опытный в чувствах язык лучше вник в эти дела, чем кто‑либо другой. Любим себя в ком‑то… А любовь к самому себе — такое капризное дело!