Читать «Воспоминания о Блоке» онлайн - страница 42

Андрей Белый

Лицо у В. Ф. начинало сиять: разговор о А. А. и о паре, и о прекрасных стихах -- возобновлялся; у снежной подтаявшей кучи, на Спиридоновке, мы прощались -- до следующего свидания, до разговора (на Спиридоновке), повторяющего буквально предшествующее, -- у подтаявшей кучи.

Я заметил: А. А. того времени возбуждал очень нежные чувства у стариков и старушек; "отцы" пожимали плечами и фыркали: "Бред, декадентщина". "Деды" и "бабушки" (ветхие деды и ветхие бабушки), часто воспитанные на романтизме Жуковского, на метафизике, -- деды, имевшие нечто от геттингенской души безвременно умершего Ленского, -- те влеклись к Блоку; и -- право же: разбирались в поэзии, не понимая ее теософии, но упиваяся "романтической дымкою", тою невнятицей, о которой отцы отзывались:

-- Бред, чушь, декадентщина.

Помню: поэзию эту вполне понимала А. Г. Коваленская, двоюродная бабушка Блока; но делала вид, что поэзия эта не нравится ей; тут была исступленная ревность; поэзию внука, С. М. Соловьева, отчасти мою, А. Г. ставила выше; и вмешались -- семейные обстоятельства, не позволяющие Блока ценить; но другая троюродная бабушка, С. Г. Карелина, старая дева семидесяти пяти лет, великолепнейшая сребро-розовая старушка, вздыхающая о Жуковском и разводящая в имении под Пушкином, кур, -- та влюблялася в Блоков; с какой-то упорной повторностью все выхваливала она "Блоков" семидесятилетней сестре своей, А. Г. Коваленской. Бывало, приедет из Шахматова, где она каждым летом гостит, -- прямо в Дедово, к нам: здесь сойдутся старушки; А. Г. хвалит больше "Сережу", меня. А С. Г. лишь пожевывает губами; вдруг примется:

-- Да -- вот.

-- Была я у Блоков...

-- Ну что?

-- Что им делается: молодые, здоровые, так и цветут... Люба, точно прекрасная роза... А Саша... Какие стихи написал: прелесть что...

И А. Г. -- неприятно: пожевывает губами она теперь. А С. Г. -- торжествует.

Здесь я должен отметить разительный факт: люди тонкие, критики, специалисты стихов, в эти годы не вняли поэзии Блока; казалось бы то, что понятно ребенку, -- они ухитрялись никак не понять, все стараясь в яснейших местах отыскать "декадентщину". Люди простые, но чуткие -- вовсе не критики и не историки литературы, в поэзии этой естественным чувством воспринимали тончайшее, как, например, три поповны, друзья мои, обитавшие в маленьком домике близ села Надовражина {Близ Дедова.}; тонкие разговоры велися, в избушке, между С. М., мной, "поповнами" (А. С., Е. С. и А. С. Любимовыми16): о поэзии Брюсова, Блока; поэзию эту насквозь понимали прекрасные, тонкие, русские души; да, в русской душе спит огромная чуткость к сложившемуся восприятию стилей; могу я сказать, что поэзия Блока была популярна тогда уже; только предвзятые шоры обозревателей толстых журналов не видели здесь ничего, кроме "дичи".

Достаточно было взглянуть, чтоб увидеть, какой Блок поэт; и ведь -- "видели" (только не критики); помнится: в 1905 году повстречался со старообрядцем; он был миллионер, собиратель икон, крупный двигатель какого-то толка; хотя побывал он в Париже, -- он был тем не менее русский, простой: он тогда же сказал: