Читать «Вольное царство. Государь всея Руси» онлайн - страница 402

Когда бояре и дьяки разошлись, Иван Васильевич подсел к митрополиту Зосиме. Помолчав, он сурово молвил ему:

– Отче, знаю, что умен ты, как и дьяк мой Курицын, но о государстве мало печешься… Вина заморские стал ты пить, яко воду. Хочешь оставаться слугой государства и моим помощником – возьми собя в руки и призадумайся над моими словами. Прости мя, отче, за правду.

Зосима молчал некоторое время в смущении, теребя свою тощую бороду, и наконец робко заговорил:

– Телом немощен аз, государь. Глаза плохи. Тружусь же не по силам и не по годам. Составил аз перечень запрещенных книг, которые все подлежат уничтожению, а книги сии сам читал все до единой: «Остролог», и «Аристотелевы врата», и «Громник», и «Землемерие», и «Луцидарий», и прочие. И не с чужих слов али с чужого мнения запрет на них наложил. Паства моя велика. За душу каждого ответ перед Богом доржать буду, а помощников хороших мало. В грамоте попы слабы, а учиться ленивы. Споры, свару меж собой затеяли. Друг на друга наговаривают. Один указует: «Он стригольник», другой: «Он жидовствующий», третий кричит: «Вот богомил», или – того лучше – «крыжак». Всех надо рассудить, разобрать.

Иван Васильевич слушал внимательно митрополита, потом, вздохнув, молвил:

– Слов нет, трудно, отче, паствой править. Тяжело у руля стоять, да еще в бурю, но ты монах, от всего мирского отрекся, при жизни отдал тело и душу на служение Богу и людям. Яз вот не монах, и жизнь люблю, и детей своих люблю, а токмо для собя мне пока жить не приходится: с боярами, дьяками, воеводами сужу все да ряжу всякие дела, каждому сам пишу наказы и памятки. Боюсь все, не вышло бы огрешки какой. Есть у меня помощник и друг – Курицын Федор Василич. Разумеет он все и помогает мне во всех трудах моих. И Майко, и Ховрин верны мне и преданы, а все же приходит пора думать, кому кормило государства оставить. Того, кого яз возрастил с любовью, вороги отняли, отравили… Внук Димитрий здоровей своего отца. Умный он и нежный парубок, но яз уж не могу отдавать ему столь времени, сколь уделял его отцу… Время же летит, яко птица!

Произнес Иван Васильевич эти слова и сразу вспомнил, что это была любимая поговорка его матери, Марии Ярославны. Грустно помолчал старый государь и продолжал:

– Да! Летит время-то. Вот будто недавно родился мой последний сынок Андрейка, пищал, плакал, ничего не понимал, а вот теперь уж бегает, говорит, яко большой. Придется его вборзе на коня сажать… А Оленушка и Федосинька уж давно заневестились. Сватался уж к ним король Максимиан, ныне сватов заслал и великий князь литовский. В чужие-то края дочь отдать – значит навеки с ней расстаться… Ну, прощай, отче, пойду детей навестить. Поветрие какое-то на них на всех напало. Седни ко мне послы воротились, которых яз к Гансу в Данемаркию посылал, за море… Утре же казнь смертная князя Лукомского да толмача ляха Матьяса и пособников их. Горестны и тяжки мне дела сии…

Митрополит Зосима вздохнул и робко молвил:

– Прощай, сыне мой! Пойду молиться за тобя Всевышнему, дабы дал Он тобе сил побороть всех ворогов наших, иноземных и своих.