Читать «Волшебная гора (Главы 6-7)» онлайн - страница 231

- Услаждает, - заявил он. - Еще не хотите? Тогда я позволю себе повторить... - Снова наполняя стакан, он пролил немного вина. На пододеяльнике выступили багровые пятна. - Повторяю, - продолжал он, подняв копьевидный палец одной руки и держа стакан с вином в другой, слегка дрожащей руке, - повторяю: отсюда наши обязанности, наши религиозные обязанности по отношению к чувству. Наше чувство, понимаете ли, это та мужская сила, которая пробуждает жизнь. Жизнь дремлет, и она хочет, чтобы ее пробудили для хмельного венчания с божественной любовью. Ибо чувство любви, юноша, божественно. И поскольку человек любит, он тоже приобщается к божественному началу. Человек - это любовь божия. Бог создал его, чтобы через него любить. Человек всего лишь орган, через который бог сочетается браком с пробудившейся опьяненной жизнью. Если же человек оказывается неспособным на чувство, это поражение мужской силы божества, это космическая катастрофа, невыразимый ужас... - Он выпил.

- Позвольте мне взять у вас стакан, - сказал Ганс Касторп. - Я слежу с большим интересом за ходом ваших мыслей, они крайне поучительны. Ведь вы развиваете теологическую теорию, в которой приписываете человеку весьма почетную, хотя, может быть, и несколько одностороннюю религиозную функцию. Если осмелюсь заметить, в ваших воззрениях есть известная доля ригоризма и, простите, что-то угнетающее! Ведь всякая религиозная суровость не может не действовать угнетающе на людей скромных масштабов. Я, конечно, не помышляю о том, чтобы вносить в ваши взгляды какие-то поправки, мне хотелось бы только вернуться к тому, что вы сказали о предубежденности, с какой, по вашим наблюдениям, господин Сеттембрини относится к мадам Шоша, вашей спутнице. Я знаю господина Сеттембрини давно, очень давно, не один год. И могу вас заверить, что его предубеждения, поскольку они существуют, лишены всего мелкого и мещанского - даже предположить это смешно. Здесь речь может идти только о предубеждениях, так сказать, большого стиля, а следовательно, внеличного характера, об общих педагогических принципах; применяя их ко мне, господин Сеттембрини, откровенно говоря, охарактеризовал меня как "трудное дитя нашей жизни", - но разговор обо мне завел бы нас слишком далеко. Вопрос этот очень сложный, и я не могу, в двух словах...

- И вы любите мадам? - вдруг спросил мингер и обратил к гостю свое царственное лицо с разорванным страдальческим ртом и бледными глазками под мощными арабесками лба.

Ганс Касторп опешил. Он пробормотал:

- Люблю ли я... То есть... Я, конечно, глубоко почитаю мадам Шоша, прежде всего потому...

- Прошу вас, - прервал его Пеперкорн и вытянул руку проработанным и отстраняющим жестом, - позвольте мне, - продолжал он, словно освободив этим жестом место для того, что хотел сказать, - позвольте мне повторить, что я далек от мысли, будто господин итальянец действительно погрешил против заповедей рыцарства... Я никому не делаю такого упрека, никому. Но меня удивляет... В настоящую минуту меня даже радует - хорошо, молодой человек. Очень хорошо и прекрасно. Я рад, в этом не может быть сомнений: мне действительно очень приятно. Я говорю себе... Я говорю себе, одним словом, ваше знакомство с мадам более давнее, чем наше с ней. Ее прошлое пребывание здесь совпало с вашим. Кроме того, она во всех отношениях прелестнейшая женщина, а я всего-навсего больной старик. Как могло случиться... что она, я ведь нездоров, что она сегодня после обеда отправилась вниз делать покупки одна, без провожатого... Беды тут нет! Никакой! Но, конечно, следовало... Не знаю, приписать ли мне влиянию - повторяю ваши слова - влиянию педагогических принципов синьора Сеттембрини, что вы не последовали рыцарскому побуждению... Прошу понять меня правильно...