Читать «Вокруг света - в поисках совершенной еды» онлайн - страница 80

Энтони Бурден

Я чувствовал себя бесконечно одиноким.

Перед отъездом я поговорил с Наоми, извинился за свое поведение, поблагодарил за то, что они терпели здесь операторов и камеры, выразил сожаление, что приходится покидать их прекрасный дом и этот замечательный город, так толком и не посмотрев на здешнюю жизнь изнутри. Она вручила мне листок бумаги, на который переписала стихотворение Лонгфелло:

Ночь будет певучей и нежной,

А думы, темнившие день,

Бесшумно шатры свои сложат

И в поле растают, как тень .

Надеюсь, что так. Я все еще возлагал большие надежды на пустыню. Она была мне необходима.

От Феса до пустыни пришлось ехать девять часов. Мы миновали заснеженные горы, домики, похожие на швейцар­ские (наследие французской оккупации), леса и долины, перевалили через Атлас, спустились вниз по плотному, утрамбованному грунту с мелкими камешками. Длинная извилистая асфальтовая лента тянулась на сотни миль. Время от времени мы видели вдали пересохшие русла рек, плоскогорья, горы, скалы, холмы. Примерно через каждые пятьдесят миль появлялся оазис. Некоторые оказывались просто скоплениями вездесущего песка и глины, другие, казбахи , напоминали огромные свадебные торты: дома, мечети, школы, рынки, небольшие участки зелени вокруг высоких пальм. Люди строят там, где есть, или когда-то была вода, или есть надежда, что когда-нибудь будет. Приезжий из Нью-Йорка воспринимает воду как нечто само собой разумеющееся. Но здесь, в пустыне, вода — это вопрос жизни и смерти. Человек селится там, где течет или хотя бы сочится вода. Если не течет и не сочится, он добывает ее из-под земли. Большие оазисы простираются на целые мили. Как правило, это широкие глубокие расселины: тысячи, а то и миллионы лет назад земля здесь треснула, как шоколадный бисквит, который передержали в духовке.

Вдоль дороги стали регулярно попадаться верблюды. Закутанные в синее или черное берберы вели их под уздцы или ехали на них верхом. Я видел женщин с татуировками на лицах. Они тоже носят черное или синее — это цвета племени. И еще кое на кого я обратил внимание в монотонной пустыне, где, проехав тридцать миль, мы не встретили ничего, на чем отдохнул бы глаз, — ни дома, ни деревца, ни травинки. Прямо у дороги сидели одинокие люди. Просто сидели и смотрели. Они забрались в такую несусветную даль только для того, чтобы сидеть и смотреть. Мимо них на скорости восемьдесят миль в час проезжали легковые автомобили и грузовики, и никто ни разу не притормозил. Эти люди в лохмотьях не просили милостыню, не махали водителям рукой, они даже не поднимали глаз. Про­сто сидели и бесстрастно наблюдали, как современный мир с ревом проносится мимо в клубах пыли.