Читать «Вокруг света - в поисках совершенной еды» онлайн - страница 54

Следующие пункты меню: овощной пирог с каштанами, спаржей, китайской капустой и дикими грибами; рыба «морской волк» под соусом из лука-порея, зеленым соусом из свежих трав, а в качестве гарнира — свежий морской гребешок; дикая утка, жаренная в собственном соку — жир беспрепятственно растекается по тарелке; консоме из утки с поджаренными помидорами. Это был один из лучших обедов, которые я ел в своей жизни. Как говорится — лучше не бывает. Под конец принесли поднос с сигаретами, какими можно насладиться только в трехзвездочном ресторане. Да что там говорить! Жизнь хороша.

Слушать, как Луис Ирисар и Хуан Мария Арсак беседуют о кулинарии — это все равно что слушать, как два старых большевика вспоминают, как брали Зимний. Я завидовал их умению так хорошо делать то, что они делают, их прочным культурным корням, привязанности этнической традиции, прекрасному квалифицированному штату их ресторанов, их клиентуре. Если бы у меня в свое время все это было, может быть, траектория моей жизни была бы иной. И я готовил бы лучше… Как сказано в одной знаменитой американской книге об Испании: «Этим можно утешаться, правда?»

Глава 5

Как пить водку

Съежившись от холода в конце вагона ночного поезда Москва — Санкт-Петербург, я смотрел, как мелко дрожат серебряный самовар с кипятком и поднос со стаканами в витых подстаканниках. В тамбуре, где я курил, по полу мела поземка, а между оконными рамами скапливался снег.

Стоял февраль самой холодной за последние сто лет зимы в России. Провинция с занесенными снегом деревнями и простаивающими заводами замерзала, топить было нечем, и президент Путин говорил о необходимости арестовать и привлечь к суду нескольких губернаторов, которые разбазаривают ресурсы. В новостях сообщали, что американца задержали за хранение марихуаны, а потом возникло внезапное и зловещее обвинение в шпионаже. Российский полковник, обвиненный в изнасиловании и убийстве, подтвердившихся полностью судебным расследованием и показаниями других офицеров, добивался оправдательного приговора и пользовался горячей поддержкой прокоммунистически настроенной части населения.

За окном моего уютного запирающегося на три оборота купе проплывали занесенные снегом поля, замерзшие озе­ра, березовый лес. Мелькнет что-то на секунду — и пропало. Пока Россия казалась именно такой, какой я бы хотел ее видеть.

Это была Россия моих юношеских фантазий: темная, холодная, унылая и романтическая страна — красота, печаль, меланхолия и абсурд. В Москве белокаменные церкви и луковичные купола, красная кирпичная стена Кремля, мрачный имперский фасад ГУМа, припорошенные снегом булыжники Красной площади — все это выглядело так, как я и рассчитывал. Лубянка — здание КГБ и знаменитая тюрьма, где многочисленных жертв Сталина допрашивали, пытали, а потом просто убивали выстрелом в голову, как-то полиняла теперь, когда на площадь больше не смотрела статуя Дзержинского. Несмотря на игровые автоматы в метро, казино, лохотронщиков, надписи на улицах с указанием западных спонсоров — «Улице Горького — от хороших парней из "Филип Моррис"!» — Россия все равно оставалась страной моих горячечных мечтаний: шпионских явок, зашифрованных разговоров, доносов, предательства. Та самая полулегальная действительность, в которой существовали Ким Филби, Дональд Маклин и Гай Берджесс. Согласно наставлениям моей воспитательницы в детском саду и мнению большинства благонамеренных американцев, здесь находился эпицентр, нулевая отметка мирового зла. Так я думал ребенком, в те времена, когда хотелось нырнуть под парту во время опроса. Здесь, именно здесь таилась причина, а может, и оправдание всякого известного мне безумия: Карибского кризиса, бомбоубежища в соседнем дворе, Вьетнама, Джона Кеннеди, ЦРУ, Линдона Джонсона, Никсона; тут родились на свет мнимые святые здесь — родина всех претендующих на святость монстров. Я вырос с мыслью, что Страшный Великан может прийти за мной в любую минуту, и у меня, возможно как и у всей моей страны, в ответ на угрозу выработалось отчуждение от этого государства, стремление отгородиться от него.