Читать «Войди в каждый дом (книга 2)» онлайн - страница 84

—   Моя невеста еще в люльке пузыри пускает,— скаля зубы, ответил Роман и заломил на макушку кубанку.— А полюбоваться я не прочь. Не каждый день такой спектакль бывает!

—  Не порти людям праздник, балабон! — крикнула Пелагея.

Все время, пока Ксения под руку с Иннокентием шла по улице и стояла как деревянная перед столом Черкаши-ной, дожидаясь, когда та заполнит необходимые бумага, ее не оставляло чувство неловкости и стеснения. Казалось, что все это происходит не с нею, а с кем-то другим, а она лишь наблюдает со стороны. Иннокентий же улыбчиво сиял, а когда Черкашина произнесла напутственную речь, стал серьезным и значительным.

А дома, едва она очутилась в горенке, все показалось ей ненужным и нелепым — и суета родных и близких, и накрытые, заставленные снедью столы с рядами холодно поблескивающих бутылок, и гвалт, и чад, и вся эта преувеличенно шумная свадьба. Ведь можно было устроить ее тихо, скромно, без звона на всю Черемшанку, а то и на весь район.

Но пора было принимать съезжавшихся гостей, и Ксения, стоя у порога, держала большой медный поднос с наполненными рюмками, угощала всех, благодарила за подарки. А из-за распахнутых дверей, из глубины сеней уже накатывал гул голосов и кто-то задорно и хмельно выкрикивал:

—   Белы руки с подносом, резвы ноги с подходом, голова с поклоном, язык с приговором, каблучки с поворотом!

Сени гудели от топота ног, гомона, присвиста; прижали в дверях молодую вдовушку, и она завизжала.

—   Не кричи, а то разродишься!

Изба будто раздалась вширь, но каким-то чудом не рассыпалась, не раскатилась на бревнышки. Непонятно было, как могло уместиться в ней столько народу, непонятно, как не задыхались люди, как не оглохли от звона, гвалта и хохота.

Летели на кровать полушубки, стеганки, пальто, росла груда шапок, стучали об пол промерзшие валенки, гремели сапоги, блестела у порога лужа от натаявшего снега. А гости все шли и шли, и неизвестно, как им удавалось найти себе место, влезть в густой частокол гостей.

Ксению с Иннокентием усадили в красный угол, где когда-то была божница, а теперь висели рушники с вышитыми красными петухами, цвели бумажные розы. По правую сторону от невесты разместилась ее родня: мать, отец, дед Иван, братья, пестро разодетая Клавдия, рядом с нею семья Дымшаковых — застенчивая Анисья и угрюмый, глядевший исподлобья Егор; по левую — те, кого пригласил жених: Коробин, Синев, Вершинин, Лузгин, глухонемая сестра Иннокентия. Поначалу она дичилась, пугливо оглядывалась на брата, потом осмелела, выпила рюмку, закивала всем, заулыбалась. Дальняя родня, и соседи, и забредшие на веселье черемшанцы сидели где попало, вразнобой, куда посчастливилось приткнуться.

Не успели выпить по первой рюмке и поздравить молодых, как кто-то гаркнул на всю избу:

—   Горь-ка-а-а!

И с этой минуты свадьба слилась для Ксепии в один нескончаемый гул, говор, звон, плеск. Она поднималась. Иннокентий целовал ее, все горячее, все более жадно, не стесняясь никого, осмелев от вина и подзадоривающих голосов; на головы им пригоршнями сыпали зерно, оно летело и в лица гостей, и в рюмки, и в тарелки, а от порога снова кто-то орал утробно, во всю глотку: