Читать «Воздушные бойцы» онлайн - страница 188

Борис Николаевич Ерёмин

На Кадомцева я обратил внимание осенью сорок второго года, когда принял полк. Я много времени уделял тогда подготовке материальной части — матчасть была сильно изношена — и потому довольно быстро присмотрелся к людям инженерно-технического состава полка, среди которых было немало знатоков своего дела. От их умелой и быстрой работы в ту пору — в период подготовки наступления под Сталинградом — во многом зависела боеготовность полка и дальнейшее его успешное участие в боевых действиях.

Кадомцев с первого взгляда ничем не выделялся среди техников и механиков. Он был скромен и сдержан в разговорах, [252] постоянно возился с техникой, вечно ходил в промасленном затертом комбинезоне, и по внешним признакам его никак нельзя было выделить среди наших работяг-техников и механиков. Но вот однажды я задал ему какой-то вопрос и был удивлен его ответом. Собственно, меня удивила его речь — это была речь знающего, высокообразованного человека. Поговорив с ним, я поинтересовался его прошлым и выяснил, что он перед самой войной окончил академию Жуковского в одном потоке с инженером Дымовым, которого я хорошо знал по полку Николая Баранова. Передо мной был авиационный специалист высокого класса. Поэтому, когда мне вскоре потребовался хороший специалист для приема дарственного самолета Ф. П. Головатого, я без колебаний взял с собой инженера эскадрильи Анатолия Кадомцева. Впоследствии он был переведен из нашего полка в инженерно-техническую службу воздушной армии, и, хотя мне было жаль отпускать такого специалиста, я, конечно, не стал препятствовать его продвижению по службе. И вот теперь, после завершения крымской кампании, Анатолий Кадомцев поставил свою подпись под официальной экспертизой по состоянию самолета Ф. П. Головатого. По просьбе руководителей Саратовской области самолет был отправлен на железнодорожной платформе в Саратов и там установлен на центральной площади города для обозрения. Затем этот Як-1 передали в областной музей, где он экспонируется и поныне.

Я же написал Ферапонту Петровичу подробное письмо, в котором рассказал о ходе боев за Крым, подробно подытожил почти полуторагодовой боевой путь самолета, объяснил неизбежность списания машины и еще раз сердечно поблагодарил за подарок и за доверие. Вообще-то я регулярно переписывался с Ф. П. Головатым в течение всего времени нашего знакомства и периодически сообщал о наших боевых делах. В ответ я получал письма, из которых узнавал немало интересного о жизни в тылу, на моей родине в Саратове. Узнал также, что после освобождения Сталинграда саратовцы послали в героический город эшелон со стройматериалами и оборудованием и Ф. П. Головатый в составе делегации саратовцев побывал в Сталинграде. Очень подробно он писал мне о своих впечатлениях. В общем, мы постоянно держали друг друга в курсе всех дел, поэтому писать свое письмо из Крыма мне было грустно. Вместе с этим самолетом уходил в прошлое очень трудный и важный период моей биографии.

Нас по-прежнему занимали бытовые будничные дела: [253] ремонт техники, обучение молодых летчиков. Несмотря на выпавшую нам передышку, на земле мы держали дежурные звенья, а наши разведчики продолжали летать на задания: на сей раз они выполняли специфическую работу — отыскивали затонувшие корабли. В хорошую погоду корабли, затонувшие на глубине 10–15 метров, с воздуха были отчетливо видны. Это уже шла работа в счет мирного времени. И вдруг — происшествие. Когда мне доложили подробности, я был удивлен: виновник происшествия — инженер-инспектор воздушной армии Анатолий Кадомцев…