Читать «Возвращение в Союз» онлайн - страница 86

Над Шепетовкой — ночное небо. Невидимые склянки пробили три ночи. 9.3.21-го. Замолкли даже псы. Кряхтя, я поволок с Алешкой Смольником канистру к депо. Луна сквозь перистые облака взирала на это действо.

Не доходя до станции, велел Алешке спрятаться, а сам направился на вылазку. Искать пришлось недолго: на поленнице дров сидел Надежин Петька — один из комсомольцев, приставленных товарищем Вацетисом, чтоб охранять депо. Он спал, прижав винтовку к груди…

Я подошел на цыпочках, потеребил плечо. Надежин поднял наивные глаза: «А, Павка, это ты…» — Я вытащил наган, приставил к виску Надежина, спустил курок. «Так закалялась сталь!» — сказал при этом голосом поручика Томилина и помахал рукой Алешке Смольнику. Вдвоем разлили мы керосин вокруг депо и кинули окурок папиросы.

— За мать, за братьев, за Святую Русь! — я бормочу в безумном трансе. Ликующие языки огня ползут по стенам проклятого депо и озаряют ночную площадь. Я чувствую, что это пламя уносит мои последние надежды вернуться в нормальный мир людей. Сжимая буденовку в руках, шепчу слова простой молитвы.

— Тикай, Томилин! — Алешка Смольник тащит меня за шиворот; мы оба исчезаем в переулке. Пожар над Шепетовкой. Музыка огня. Бом-бом! — гудит набат. То комсомолец Федька в одном исподнем забрался на звонницу и там качает колокол. Бом-бом!

Ощерив зубы, подобно ночным волкам, крадемся вдоль опушки. Там, в Шепетовке, — гам, переполох. Недвижным оком, приблизив фокус зрения, я вижу, как сотни маленьких фигурок бегут к депо, пытаются тушить.

Роняя слюну и злобно подвывая, бегу я в лес, заметывая следы полой длинной артиллерийской шинели, которую я получил от самого товарища Вацетиса. За мной — прихрамывая — бежит плешивый волк Алеша Смольник.

Уже без сил ползли мы на брюхе в глухой чащобе, когда воспаленные носы учуяли дымок костра. Подкрались: свои! Вокруг костра сидели вожди духовной контрреволюции: повстанец Орлик, полковник Кочубеев, эсер Грязнов, кулак Антонов.

Привязанная к телу дуба, стояла, готовая к смертельной пытке, Рита Устинович. Так, значит, они ее сграбастали!

Полковник Кочубеев держал речугу: «Милостисдари! Свершилось! Депо горит, а это значит, что Шепетовка отрезана от мира. Поручик Томилин геройски совершил поджог и сам погиб на месте преступленья. Отныне всем коммунистам и комсомольцам — хана! Повстанец Орлик стремительным наскоком смял комсомольцев, пытавшихся спасти депо, и приволок отменную добычу!»

«Я предлагаю, — полковник поднялся (в одной руке — стакан со спиртом, в другой — палаш) — отметить это дело актом вандализма и скотского разбоя. Терзать девчонку, пока не отречется от комячейки и большевизма. Кто первый?»

— Я! — раздался утробный рык, и я шагнул из мрака лесного навстречу огню и пыткам.

— Поручик Томилин? Вы живы? — вскричали заговорщики.

— Корчагин, беги! — раздался вопль прекрасной Риты Устинович.

— Какой я к чертям собачьим Корчагин!

— Тогда — бери меня, проклятый импотент! Проклятый волк-оборотень, гнида, вражья кость!

Крадущейся походкой, один из леса, я вышел к комсомолке. Не ясно, кто я — один из волчьей стаи, один из шепетовских комсомольцев или заклятый контра — поручик Томилин. Но это и не важно. Я вижу Риту Устинович — прекрасную и обнаженную, привязанную к дереву, и чувствую, как у меня под животом растет и напрягается орудие пружинной мощи.