Читать «Возвращение в Брайдсхед. Незабвенная» онлайн - страница 266

Ивлин Во

Эме, красота твоя —Никейский челн дней отдаленных…

Мистер Джойбой в костюме, без халата, прошел через косметическую к выходу. На лице его застыло скорбное выражение. Эме улыбнулась ему смущенно и виновато; неловко кивнув, он прошел мимо, и тогда, повинуясь внезапному порыву, она написала в верхней части страницы, над стихами: «Попытайтесь понять меня. Эме», потом проскользнула в бальзамировочную и почтительно положила листок со стихами на сердце трупа, вверенного заботам мистера Джойбоя.

Мистер Джойбой вернулся через час. Эме слышала, как он вошел к себе, слышала, как он включил краны. Встретились они только за обедом.

– Эта штука со стихами, – сказал он, – симпатично придумано.

– Их написал мой жених.

– Тот англичанин, с которым я видел вас во вторник?

– Да, он очень знаменитый поэт в Англии.

– Ах вот как? Не помню, чтобы мне доводилось когда-нибудь видеть английских поэтов. А чем он еще занимается?

– Учится на пастора.

– Вот как. Послушайте, Эме, если у вас есть еще какие-нибудь его стихи, я бы с удовольствием взглянул.

– О, мистер Джойбой, я и не знала, что вы человек поэтический.

– Когда у тебя горе и разочарование, становишься даже где-то поэтическим.

– У меня очень много его стихов. Я их тут и храню.

– Мне правда хотелось бы прочитать их внимательно. Как раз вчера я ужинал в «Клубе ножа и вилки», и там меня познакомили с одним литератором из Пасадены. Я бы хотел показать ему эти стихи. Может быть, он смог бы помочь вашему другу.

– О, мистер Джойбой, это так благородно с вашей стороны. – Она запнулась. Они впервые заговорили с самого дня ее обручения. Благородство этого человека потрясло ее. – Надеюсь, миссис Джойбой здорова? – спросила она несмело.

– Сегодня у мамули тяжелый день. У нее трагедия. Вы помните Самбо, ее попугая?

– Конечно.

– Он скончался. Он, конечно, уже был где-то староват, лет сто, если не больше, и все же смерть была неожиданной. Миссис Джойбой, конечно, переживает.

– Ах, мне так жаль.

– Да, она очень переживает. Никогда не видел ее в таком подавленном состоянии. Сегодня я все утро хлопотал о погребении. Потому я и отлучался. Ездил в «Угодья лучшего мира». Похороны в среду. Вот я и подумал, мисс Танатогенос: у мамули не так уж много знакомых в этом штате. И ей бы, конечно, было очень приятно, если бы на похоронах присутствовал кто-нибудь из друзей. Он был такой общительный, этот Самбо, когда был помоложе. Помню, на Востоке он больше всех радовался, когда бывали гости. Даже где-то обидно, что никто не придет отдать ему последний долг.

– Ах, что вы, мистер Джойбой, я бы с радостью пришла.

– Правда, мисс Танатогенос? Это будет очень, очень симпатично с вашей стороны.

Так Эме появилась в конце концов в «Угодьях лучшего мира».

Глава девятая

Эме Танатогенос изъяснялась на языке Лос-Анджелеса; скудная меблировка ее интеллекта, о которую обдирал себе коленки пришелец из Европы, была приобретена в местной школе и университете; Эме представала перед миром одетой и надушенной в соответствии с велениями рекламы; и мозг, и тело ее едва ли можно было отличить от других изделий стандартизованного производства, но дух – о, дух ее витал в других краях, и искать его нужно было не здесь, в пропитанных мускусом садах западной оконечности земли, но в чистом воздухе горного рассвета, на подоблачных перевалах Эллады. Притоны и фруктовые лавчонки, древние темные промыслы (скупка краденого и сводничество), словно пуповиной, независимо от воли Эме связывали ее с горными высями, где обитали ее предки. Она росла, становилась старше, и тот единственный язык, которым она владела, все меньше способен был выразить потребности ее созревающего духа; факты, засорявшие ее память, теряли свою значимость; в фигуре, которую отражало зеркало, ей было все труднее узнавать себя. Эме удалялась в возвышенные и священные места обитания.