Читать «Военнопленные» онлайн - страница 145
Владимир Иосифович Бондарец
— Так. Десять человек. — И без всякого перехода представился: — Меня зовут Лоренц Вегман.
После завтрака Солодовников ушел на разведку в Баерберг — село, у которого нас бросил конвой. Там не было ни американцев, ни эсэсовцев. По узким уличкам сновали полосатые заключенные. В пожарном сарае лежали в ряд четыре убитых эсэсовца. В наспех брошенном хозяевами доме Юрий увидел приемник и, забыв обо всем, сгреб его в охапку, притащил в усадьбу Вегмана. С полчаса копался в нем, потом торжественно объявил:
— Москва! — и повернул регулятор.
Громко и отчетливо зазвучала русская речь. Комментировали первомайскую демонстрацию на Красной площади. И мы разом вспомнили: «Сегодня ведь Первое мая!» Обнялись крепко, по-братски. В глазах стояли слезы, и нельзя было говорить — боялись расплакаться: на этот раз уже от переполнявшей нас радости, от счастья.
А из приемника уже лилась чарующая мелодия, и красивый тенор растягивал слова незнакомой песни:
И действительность нам все еще казалась сном, но только весенним, счастливым, радостным.
За месяц мы поправились неузнаваемо, прибавили в весе, наверное, килограммов по десять каждый. И все никак не могли наесться. С сожалением отходили от стола и спустя час уже просили у старушки Вегман чего-нибудь поесть. Та только качала головой.
На хозяйских велосипедах мы с Юрием съездили в бывший лагерь. Там не было ни души. Валялись обрывки бумаги, матрацные стружки. Мусор лежал неубранным, казалось, лагерь был покинут очень поспешно.
Мы обошли блоки, стройплощадку, бывшие бараки гражданских рабочих и нигде не увидели ни одного человека. Не у кого было даже спросить, куда девались пленные. Так, ничего и не узнав, повернули в обратный путь.
По Мюнхену пробирались с трудом. Целые кварталы лежали в руинах. Развалин не разбирали. По ним вились узенькие пешеходные тропинки. А на уцелевших улицах — толчея: возвращались беженцы. Нескончаемой вереницей толкали впереди себя детские коляски с грузом, дети семенили рядом, ручонками цеплялись за материнские юбки. То и дело попадались поляки, французы, югославы — тоже с детскими колясками, нагруженными вещами. И на каждой коляске трепетал под ветром национальный флажок. Лица пленных улыбчивы. В глазах не было больше тоски. Они возвращались домой.
Из покинутого хозяевами большого дома на окраине Баерберга, запыхавшись, прибежал к нам парень.
— Идем скорей. Приехали американцы, обыскивают.
Перед домом стоял «виллис». В нем, развалившись, к солнцу лицом, дремал негр. В доме, собственно в единственной его огромной комнате, человек сорок бывших заключенных были построены в две шеренги. Перед их строем вышагивал пожилой сухощавый американец и что-то говорил по-немецки.
Я поймал конец фразы:
— Будем наказывать…
В стороне стояли, вытянувшись, солдаты.
От порога громко, на «всю комнату, я спросил:
— Что здесь происходит?
Офицер резко обернулся, посмотрел на меня, скомандовал: