Читать «Влюбленный Вольтер (Voltaire in Love)» онлайн - страница 4

Нэнси Митфорд

Эмилия мало что извлекла из этих наставлений. Она была слишком поглощена своими мыслями, чтобы заботиться об учтивости, и даже прославилась своим дурным воспитанием. Но знания она хватала на лету. Ее отец оказался достаточно проницательным, чтобы понять, что породил на свет чудо. В то время как большинству молодых девиц ее круга предоставлялась свобода самим набираться ума-разума у слуг (что впоследствии очень пригодилось тем, кто бежал от Революции в Англию и Америку без гроша в кармане), Эмилия была по самым высоким меркам прекрасно образована. Она изучила латынь, итальянский и английский. Тассо и Мильтон были ей знакомы так же хорошо, как и Вергилий. Она переводила “Энеиду”, знала наизусть многое из Горация, штудировала Цицерона. Она решила не тратить время на испанский, услышав, что единственная знаменитая книга на этом языке — авантюрный роман. Ее истинной страстью была математика. В этом ее поощрял друг семьи господин де Мезьер, дед мадам де Жанлис.

Семейство де Бретей жило на широкую ногу, каждый день у них собиралось за ужином не меньше двадцати человек, и хотя их дом не был средоточием блестящих умов, некоторые известные литераторы туда заглядывали. Каждый четверг там появлялся Фонте- нель, племянник Корнеля, секретарь Академии наук и скромный предшественник Вольтера в деле популяризации научной мысли. Он родился в 1667 году, и, когда Эмилия была ребенком, ему перевалило за сорок. Он любил повторять: “У меня единственная мечта — дотянуть до земляничной поры”, а на смертном одре удовлетворенно заметил, что пережил их девяносто девять. Завсегдатаями дома были также герцог Сен-Симон и маркиз де Данго, слывшие довольно мерзкими стариками. По словам еще одного друга семьи, Жана Батиста Руссо, глаза Сен-Симона напоминали потухшие угли в омлете. Герцог никогда не являлся на ужин из боязни, что придется платить гостеприимством за гостеприимство, однако в своих мемуарах не преминул куснуть руку, которая его не кормила: “Бретей был человеком, не лишенным способностей, но его снедала любовь ко двору, министрам и всему светскому. Он пользовался всяким случаем, чтобы обогатиться, продавая свою поддержку [при заключении государственных контрактов]. Мы терпели его, потешались над ним и немилосердно над ним издевались”.

“Кто написал paternoster?” — спрашивают господина де Бретея за ужином. Молчание. Господин де Комартен, его кузен, шепчет ему: “Моисей”. “Ну, конечно же, Моисей”, — радостно подхватывает господин де Бретей посреди всеобщего веселья. Но зато о событиях текущего дня он был осведомлен куда лучше. Лабрюйер даже вывел его в своих “Характерах” под именем Цельсия, всеведущего торговца слухами.

Семейство де Бретей состояло в родстве с лордом Клэром, который ввел к ним в дом многих сосланных якобитов. Под их кровом провел несколько ночей сам Старый претендент, переодетый аббатом. Эмилия, то ли из духа противоречия, то ли потому, что якобиты намозолили ей глаза, всегда заявляла, что она за доброго короля Георга из Ганновера.