Читать «Влас Дорошевич. Судьба фельетониста» онлайн - страница 365

Семен Владимирович Букчин

Если с первой Думой все-таки связывались определенные надежды, то накануне выборов во вторую скепсис Дорошевича усиливается. Хотя «Русское слово» в начале 1907 года сообщило, что для него «предметом особого внимания будет, конечно, Государственная Дума. Ей будет отведено первое место в газете». При содействии верхов («разъяснения» Сената) в Думу активно пошел «расплюевский элемент». Бессмертный герой Сухово-Кобылина, квартальный надзиратель Иван Антонович Расплюев, всегда был для Дорошевича воплощением существа российской власти. И сейчас, в период удушения общественных надежд на демократическое обновление страны, этот жутко комплексующий в связи с собственной неполноценностью холуй и хам почувствовал, что пришло его время («веселые расплюевские дни»), и рвется на вершины власти. В фельетоне «Перед Думой» он откровенно заявляет, что «находит по своим способностям, для пользы начальства возможным занять пост министра-президента»: «По здравому рассуждению вижу, что я для этой роли России и управляющему ею начальству самим Провидением послан».

Знаковой фигурой торжествующей «расплюевщины» стал для Дорошевича прошедший во вторую Думу от Бессарабской губернии В. М. Пуришкевич. Он писал о нем еще в «России», когда тот был председателем аккерманской земской управы и уже тогда отличался демагогическими приемами и стремлением подавить любое инакомыслие. И, кстати, за это его поколотил местный архитектор. Нынче же Пуришкевич, один из создателей «Союза русского народа», достиг «высшей власти», благодаря «великолепнейшему избирательному закону, при котором даже Расплюевы могут иметь своего представителя». В посвященном ему фельетоне Дорошевич и сокрушается и надеется: «Знаю, что часто меня охватывают тоска и отчаяние:

— Доживем ли мы до лучшего будущего? Суждено ли нам, нашему поколению своими глазами, при жизни, увидеть лучшее?

И ужас сковывает мое сердце при мысли:

— Сильны! Сильны!

Но в эти минуты тоски, отчаяния, ужаса за себя, за родину, — ты, ты, тень моего крестника, ты, образ г. Пуришкевича, утешаешь меня и наполняешь мое сердце верой и надеждой.

Ты — залог светлого будущего.

Если ты, аккерманский герой, призван…

— Значит, тонут, если хватаются за соломинку!

И какую соломинку!..

Значит, игра проиграна, если с тебя ходят. Если ты — крупный козырь в игре.

Значит, игры нет!»

Но и к либералам, кадетам, почти наполовину утратившим свои позиции во второй Думе, нет доверия. Он называет их «недальновидными политиканами» и «конституционалистами-аристократами». После третьеиюньского переворота 1907 года в Думе главенствующее положение заняли октябристы. Отношение Дорошевича к «внутридумской смене» совпадает с характеристикой Ленина, писавшего, что «смена второй Думы третьей Думой есть смена кадета, действующего по-октябристски, октябристом, действующим при помощи кадета». За две с лишним недели до начала работы третьей Думы в «Русском слове» появляется «Повесть о том, как Стахович съел Стаховича (Нравоучительный рассказ для кадетов старшего возраста)», в которой обыгрывается факт ухода к октябристам видного кадета М. А. Стаховича. «Кадетская Дума, застрахованная в „Обществе 17 октября“, — иронизирует Дорошевич.