Читать «Влас Дорошевич. Судьба фельетониста» онлайн - страница 340

«Только одного нет на пятидесятилетием юбилее литератора.

Литераторов.

Я не преувеличиваю значения гг. литераторов.

Но когда судят, — хочется видеть в зале лица „своих“.

Без этого суд превращается в казнь».

Через три года Суворин умрет от рака горла. И Дорошевич, многолетний добровольный историк русской прессы, промолчит. Потому что верен латинской мудрости — de mortuus nil nisi bene. А говорить плохо о покойном наверняка не хотелось. Очевиден был уход крупнейшей фигуры в русской журналистике, в общественной жизни. Через два года, шутливо провозгласив, что «фельетонисты должны праздновать свои именины на Вербное воскресенье», поскольку «верба это фельетон русского леса», Дорошевич скажет: «Первым, кто объявил у нас весну, был один из самых блестящих русских фельетонистов А. С. Суворин».

Память же о Чехове не оставляла его долгие годы. Когда в 1909 году многим обязанный Чехову литератор Н. М. Ежов выступит с источавшим недобрую зависть «Опытом характеристики», Дорошевич напишет сестре писателя Марии Павловне о своем намерении разоблачить клеветника: «Именно теперь будет кстати и следует сказать, кто же был единственный во всей русской печати, сказавший про Антона Павловича дурное.

Именно теперь он будет наказан.

Я долго думал над формой, чтоб она была не только достойна преступления г. Ежова пред памятью Антона Павловича, но — главное — памяти Антона Павловича.

Форма есть. Без грубости, без радости, но больно».

Трудно сказать, по какой причине фельетон не был написан. Но к Чехову он вернется еще не раз: в мемуарных очерках о Н. Л. Пушкареве, издателе журналов «Свет и тени» и «Мирской толк», в которых начинал Антоша Чехонте, о карикатуристах «Будильника», о последнем, «юбилейном», чествовании писателя на премьере «Вишневого сада» в Художественном театре. Статью, посвященную 50-летию со дня рождения Чехова, он непосредственно свяжет с политической ситуацией в стране. Чехов ждал конституцию, «видел ее близость во всем», говорил многим своим знакомым, что «у нас скоро будет конституция». И хотя «не стоит эта партия такого подарка», Дорошевич, видевший писателя с номером «Освобождения» в руках, не без оснований предполагает, что «душой Антон Павлович Чехов был бы кадетом, тайным кадетом», что, конечно же, было бы «большим преступлением» перед ялтинским градоначальником генералом Думбадзе. 18-го октября 1905 года пошел бы он, «кутаясь в драповое пальто, на набережную взглянуть» на «опьяневших от радости своих хмурых людей». И «был бы выслан из Ялты за тайный кадетизм».