Читать «Влас Дорошевич. Судьба фельетониста» онлайн - страница 23

Саша получила хорошее домашнее воспитание, а кроме того была чрезвычайно способна и честолюбива, что, несомненно, позволило занять «первенствующее место» по успеваемости и даже удостоиться прозвища «восьмого чуда». Впрочем, почти монастырские порядки мало подходили живой, общительной, развитой девушке. С каждым днем ей «становилось все скучнее, неприветнее, и даже как будто физически холодно». На нее, «воспитанную в строгих приличиях дворянского дома того времени, произвела удручающее впечатление та грубость обращения, которая царила между девочками и выражалась в постоянных перебранках и диких, бестолково грубых выражениях». Впрочем, как выясняется из дальнейших объяснений мемуаристки, «самым грубым и оскорбительным словом между детьми было слово „зверь“, а прибавление к нему прилагательного „пушистый“ удваивало оскорбление». Казалось бы, последнее вообще должно снимать всякий оскорбительный намек и даже придавать выражению почти ласковый характер. Но, оказывается, дело было в «резком тоне, каким выкрикивались эти оригинальные оскорбления, грубые, наступательные жесты, все это дышало чем-то вульгарным и пошлым».

Что же касается знаний и воспитания в Смольном, то вот что писала об этом Анна Тютчева, старшая из трех дочерей дипломата и поэта, учившихся вместе с Сашей Денисьевой: «Образование, получаемое там, было вообще очень слабо, но особенно плохо было поставлено нравственное воспитание. Религиозное воспитание заключалось исключительно в соблюдении чисто внешней обрядности, и довольно длинные службы, на которых ученицы обязаны были присутствовать в воскресенье и в праздничные дни, представлялись им только утомительными и совершенно пустыми обрядами… Весь дух, царивший в заведении, развивал в детях прежде всего тщеславие и светскость».

А вот как охарактеризован в «Записках смолянки» состав институток, среди которых оказалась Саша Денисьева: «Тут были и дочери богатых степных помещиков, откормленные и избалованные на обильных хлебах, среди раболепного угождения бесчисленной крепостной дворни <…> Рядом с этими рыхлыми продуктами русского чернозема находились чопорные и гордые отпрыски феодальных остзейских баронов, с их строгой выдержкой, с их холодно-презрительным тоном <…> Тут же были и бледные, анемичные маленькие петербургские аристократки, которых навещали великосветские маменьки, братья кавалергарды и сестры фрейлины, и рядом с этим блеском галунов, аксельбантов и сиятельных титулов внезапно вырастала неуклюжая и полудикая девочка, словно волшебством занесенная сюда из глухого захолустья и поступившая в число воспитанниц аристократического института единственно в силу того только, что ее дед и отец, — чуть не однодворцы — значились записанными в 6-ю часть или так называемую „бархатную книгу“».