Читать «Вице-император (Лорис-Меликов)» онлайн - страница 31

– Только плохой командир жалуется на подчиненных. Вы уж, корнет, доверьтесь во всем фельдфебелю: доводить этих господ до ума – его дело. И будьте терпеливы.

– Александр Иванович, но они ж простых команд понять не могут! Не гусары, а мешки с брюквой.

– А вы их видели на огородных работах? Посмотрите – прелюбопытнейшее зрелище. Ловкость, быстрота, азарт – откуда что берется. И попробуйте сами. Вы на огороде будете смотреться таким же тупицей и неумехой, как самый плохой рекрут. Их, бедолаг, жалеть надо, а не наказывать. А фельдфебели и унтера дело свое знают – через год вы эти мешки с брюквой не узнаете. Гвардейский офицер должен не только в свете держать свои чувства в узде.

Вот эта-то наука – держать свои чувства в узде, когда можно не стесняться, – постигалась крайне трудно. Солдата отдавали офицеру как бы во временное крепостное состояние, так что редко кто из взводных и даже эскадронных командиров задумывался дать в морду непонятливому нижнему чину. Зимой, когда ученья проходили в полковом экзерциргаузе – то есть манеже, просторном настолько, что для парада весь полк в конном строю вмещался в нем глаголем, загибая лишь один эскадрон поперек, а в пору учений в одну смену занимались три эскадрона сразу, гул от пощечин и солдатских стонов был, пожалуй, основным звуковым фоном.

И однажды корнет Лорис-Меликов, биясь над непонятливым богатырем Пахомовым, который никак не мог взять в толк простейшей команды «Кругом!» и норовил разворачиваться через правое плечо, в сердцах заехал-таки непроходимому тупице по роже. Ладонь попала в какое-то месиво – холодное, сырое и мягкое. И такое омерзение наступило, так стало стыдно! Он поднял взгляд на солдата – кровь хлестала из носу, а глаза, полные слез, смотрели тупо и наивно. Будь этот Прохоров не подневольный рядовой гусарского полка и дай ему свободу ответить обидчику, что бы сталось с этим корнетом Лорис-Меликовым! А так он даже носу вытереть без начальского позволения не смеет.

Михаил бросился вон из экзерциргауза. С этого дня он ни разу не поднял руку ни на одного солдата. Позже, освоившись со службою, и унтерам не давал распускать кулаки. Те, конечно, мордобойствовали по-прежнему, но только в отсутствие Лорис-Меликова.

С февраля возобновились начальственные смотры, а по праздникам и воскресеньям – церковные парады, разводы, подъезд ординарцев, короче, муштра. И как-то незаметно подступила весна, выгнала полк из манежа на плац под солнышко и веселые дожди, начались приготовления к лагерному сбору. Учения шли теперь по два раза в день до полной одури. В Школе, несмотря на близость экзаменов, весенние ветры выдували всякое усердие, строгости ослабевали сами собою, юнкера повесничали, как выпущенные из клетки. В полку же весна обернулась каторгой, и чем теплее были деньки, тем мрачнее и угнетеннее чувствовали себя молодые гусары.

Но вот и 3 июня подкатило. Гродненский гусарский полк выступил в поход.

Взводу Лорис-Меликова назначено было идти в авангарде, то есть на 120 сажен впереди всех эскадронов, и выход происходил под особо пристальным взором Дмитрия Георгиевича Багратиона. Ну так и есть – рядовой Матвеев из новобранцев последнего набора посадкою своею отнюдь не украсил строя, и полковой командир в назидание взводному задержал выход всей колонны, пока несчастный Матвеев не примет должного вида. Раза четыре генерал останавливал взвод, возвращал на место, снова командовал «Вперед!» и снова возвращал на исходную позицию. Пытка длилась, наверное, с полчаса, но на виду у всего полка, и корнету казалось, что все злятся и досадуют на него или, что еще хуже, позорнее для гвардейского офицера – смеются. И эти полчаса тянулись как добрые сутки. Гнев кипел в пылкой груди корнета. Он ненавидел в тот миг князя Багратиона и желал ему всех и всяческих кар. Во всяком случае, скорой смерти.