Читать «Вино одиночества» онлайн - страница 25

Ирен Немировски

Ах, как она ненавидела мадемуазель Роз!.. Ненависть переполняла ее сердце... Она скрывала ее от самой себя, говоря:

— Эти гувернантки, эти иностранки неспособны любить ребенка так, как мы...

Элен шла молча, ей хотелось пить. Она мечтала о холодном молоке в старой синей кружке, которая ждала ее на краю умывальника в комнате. Как она жадно выпьет его, запрокинув голову, как почувствует нежный вкус ледяного молока на губах, во рту... В ее воображении холодный свет сияющей луны за окном сливался с наслаждением от утоления жажды. Вдруг, перед самым домом, она вспомнила найденную в комнате матери рубашку, разорванную, как черный фартук той школьницы... Ужасно обрадовавшись своему открытию, она невольно вскрикнула, схватила мадемуазель Роз за руку и, хитро смотря на нее своими блестящими карими глазами, с улыбкой сказала:

— Теперь я знаю. У нее есть любовники, да?

— Замолчи, сейчас же замолчи, — прошептала мадемуазель Роз.

«Она сразу поняла, о ком я говорю», — подумала Элен.

Радостно взвизгнув, она вскочила на старый пень и запела:

— Любовник!.. Любовник!.. У нее есть любовник! — И тут же капризно добавила, заметив, что в ее комнате зажегся свет: — Ах, как мне хочется пить! Мадемуазель Роз, дорогая мадемуазель Роз, ну почему мне нельзя мороженое?

Но мадемуазель Роз, погруженная в свои мысли, ничего не ответила.

Даже в жизни Элен иногда наступал праздник. Каждый год она с матерью и мадемуазель Роз ездила во Францию... Какое счастье вновь оказаться в Париже!.. Она так его любила!.. Теперь, когда Борис Кароль разбогател, его жена останавливалась в «Гранд-отеле», а Элен жила в скверном пансиончике за Нотр-Дам-де-Лоретт. Девочка подрастала, и ее следовало держать подальше от той жизни, которая нравилась матери. Мадам Кароль старалась сэкономить на проживании Элен и мадемуазель Роз, извлекая из ситуации и материальную выгоду. Но Элен была совершенно счастлива. В течение нескольких месяцев она жила как ее французские ровесники. Как же она завидовала им, неустанно наблюдала за ними! И почему она не родилась в одном из этих неприглядных тихих райончиков, где все дома похожи один на другой? Родиться и вырасти в Париже... Быть дома... Не встречаться каждое утро с матерью в Булонском лесу, чтобы медленно пройтись с ней по аллее Акаций (выполнив эту обязанность, Белла Кароль считала, что имеет право забыть о дочери до завтрашнего дня, за исключением тех случаев, когда та серьезно заболевала). Не видеть, как она, в вуали с мушками, закрывающей лицо, разодетая по моде той поры в ирландский жакет и тянущиеся по опавшим листьям юбки, вышагивает, будто разукрашенная лошадь в похоронной процессии, пока в конце аллеи ее поджидает аргентинец с кожей цвета сигары... Не трястись пять дней в поезде, чтобы снова вернуться в ту варварскую страну, которую она не могла считать своей, потому что говорила по-французски лучше, чем по-русски, потому что ее волосы не были забраны в тугие косички, а уложены в кудри, и платья сшиты по парижской моде... Или хотя бы быть дочкой того лавочника возле Лионского вокзала, с розовыми, как редиски, щеками, носить черный фартук и спрашивать у матери: