Читать «Вильям Федорович Козлов Три версты с гаком» онлайн - страница 151

Да разве мало дел у председателя? Все заботы посёлка — его заботы. Осенью сгорел дом у Нади–сироты. Так и не выяснили отчего. Может, проводка загорелась, или искра из трубы попала в сено, что было навалено у сарая. Дом вспыхнул как свечка и сгорел. Успели корову вывести да кое–какие вещички сироты в окошко выбросить. Глупая девчонка три года страховку не платила. Пришлось председателю не один месяц заниматься этим делом. И вот стоит на Кооперативной улице новый дом, покрытый серым шифером. И дым идёт из трубы. Государство помогло, да и добрые люди собрали девчонке на мебель и прочую домашнюю утварь. А кто ездил не один раз в район? Кто обивал пороги у начальства? Все он, председатель!

— Кирилл Евграфович, — сказал Артём. — Выходит, все–таки пробили мы с вами дорогу–то, а? Эти несчастные три версты с гаком…

— Не говори гоп, пока не перепрыгнешь, — несколько охладил его пыл Носков. — Ещё до весны далеко, потом Мыльников и Осинский — оба люди капризные. Ну, как снова заартачатся друг перед дружкой?

— Мыльников не подведёт, — уверенно сказал Артём. — Я ведь тоже его немного знаю.

— Как говорится, дай бог…

Артём уже пошёл, когда Носков окликнул:

— Приходи вечером в клуб. Награду будут вручать.

— Вам орден за трудную службу? — пошутил Артём.

— Гаврилыч тут у нас отличился…

— Как же, слышал… — улыбнулся Артём. — А помните, как вы его в поселковом крыли? Тунеядец и все такое.

— Что заслужил, то и получает… Пил, бездельничал — вот и ругали. А доброе дело сделал для людей — получай заслуженную награду! Так оно и должно быть… Оступился человек, ни в коем разе нельзя бить его по голове. Наказать нужно, но так, чтобы он сам понимал, что за дело. А выправился, стал человеком — и отношение к нему должно быть человеческое. И дурак, кто тычет в глаза прошлым, попрекает. Именными серебряными часами будет нашего Васю награждать сам начальник отделения дороги. На личной дрезине из Бологого прибудет. Сколько уж я тут живу, а и в глаза–то ещё не видел начальника отделения… Какой почёт нашему Ваське–то, а? Только вот чего я опасаюсь — пропьёт он эти часы…

— Вряд ли, — сказал Артём. — Он, кажется, бросил пить.

— Это ведь дело такое: сегодня бросил, а завтра опять начал.

— Гаврилыч не такой человек.

— А ведь и верно, — сказал Носков. — Что я его знаю, всегда пил… Ни разу не бросал. Не зарекался, как другие. Убеждённый был пьяница.

— И все–таки мне непонятно, почему он вдруг вот так взял и бросил? Неужели действительно на него подействовал этот случай?

Кирилл Евграфович взглянул на Артёма и усмехнулся:

— Может, и ты к этому делу причастный…

— Я ему с осени больше ни одной бутылки не выставил, — сказал Артём.

— Не в этом дело… Тут он мне толковал про портрет, который ты нарисовал… Ты знаешь, сильно это на него подействовало. Ну, как бы тебе объяснить?.. Человека всю жизнь по голове били чем попало, понимаешь? И за дело и не за дело. Честно признаться, и я к этому руку приложил… Он уж и человеком перестал себя считать. Говорят, скажи человеку сто раз свинья, он и захрюкает… Так вот и он. А тут вдруг художник красками портрет рисует. Да ещё, чем черт не шутит, в музее выставят? Ну и спросят в музее люди: что это за личность, мол, такая? И скажут: да так, какой–то пьяница… Нехорошо, это он–то мне говорит, получается… На портрете, дескать, я вышел представительный, будто генерал. Ну и в жизни должен соответствовать этому. Чуешь, как заговорил? Мужик ведь он умный, сам знаешь. Толкует, что разглядел ты в нем человека. Увидел в нем то, что он и сам уже давно позабыл. Вот это, я думаю, главное, что перевернуло ему все нутро… Разбередил ты его душу своим портретом… Показал бы?