Читать «Вечное небо казахов» онлайн - страница 21

Такие настойчивые попытки обосновать заимствование тюрками у индоевропейцев распространенной в Евразии, Африке, Северной и Южной Америке мифологемы хищной птицы – посредника между мирами, между Всевышним и людьми, лишь еще раз демонстрируют безнравственность и научную бесперспективность всякого рода «арийских», «европоцентристских» теорий. Если даже ограничиться рамками казахского фольклора, то мы находим целый спектр идей и образов, полученных в результате развития этой мифологемы. Они достаточно подробно рассмотрены С. Кондыбаем в Книге четвертой «Мифологии предказахов». Это и чисто сказочный, и реалистичный образ горного орла, становящийся в поэзии жырау символом врожденной устремленности ввысь, неизменности благородной внутренней природы, реализующей себя вопреки любым обстоятельствам (Нуртуган). Это и зафиксированный А. Диваевым этиологический миф о происхождении казахских гончих «тазы». Существует такая сказочная птица Ит Ала ?аз (Собака – Пестрый Гусь), гнездящаяся на вершинах мазаров, построенных на возвышенностях в безводных и безлюдных местах. Отложив яйца, Ит Ала ?аз навсегда покидает гнездо. Из ее яиц вылупляются щенки, большинство из которых погибает от жажды. Изредка выживает щенок, который превращается в крылатую гончую Кумай. Этот миф заставляет вспомнить и грифонов – крылатых «собак Зевса», стерегущих золото в стране гипербореев, и иранского Симурга-Сэнмурва – обитающего на Мировом Дереве «царя птиц» с головой и лапами пса, с крыльями и в рыбьей чешуе. Созвучие имен «?умай» и «Умай» напоминает о тотемной природе собаки, о священном образе собаки-кормилицы в иранской мифологии и о ранней концепции О. Сулейменова, выводящего индоевропейское «собака/спако» из тюркского «iз ба?ар». По версии С. Кондыбая, слово «?аз» («гусь») некогда обозначало «птица» вообще. О символизме «ала» («пестрый») мы уже говорили выше, так что «Ит Ала ?аз» более точно было бы перевести как «Собака – Птица-Посредник». Мифу о небесном происхождении Кумай вполне соответствует благородный нрав чистопородной казахской гончей тазы (строгая моногамность и целомудрие, заставляющее пару убегать для случки за сотни километров от человеческого жилья, от чужого глаза), так что в повести М. Магауина «Смерть гончей» тазы символизирует мир уходящей в небытие традиционной казахской культуры.

Важное место в казахской мифологии занимает образ Алып ?ара??с («гигантская черная птица»), чьих птенцов спасает от дракона Ер-Тостик. У нее две головы – орлиная и человеческая. Размах крыльев ее таков, что всадник должен проделать месяц пути вдоль одного крыла, во время ее полета поднимается буря, солнце затмевается, слезы ее подобны дождю с градом, а Мировое Дерево прогибается под ее тяжестью. В благодарность за спасение птенцов она переносит батыра из мира иного в обычный мир, на поверхность земли. В основе этого амбивалентного образа лежит, по мнению Н. Шахановой, реальный, широко распространенный вид орла-могильника из семейства ястребиных . Орел-могильник гнездится только на деревьях и охотится на птиц, мелкую дичь и змей, на основе чего, по-видимому, и формируется образ Алып Каракус, гнездящейся на Мировом Дереве и борющейся со змеями. С другой стороны, за орлом-могильником отмечена неблаговидная привычка воровать цыплят и кур, что вполне могло оформиться в суеверное представление об Алып Каракус, на шаныраке юрты подстерегающей возможность украсть душу новорожденного или роженицы, а также в сказках – в виде тучи, похищающей волшебных новорожденных жеребят с золотой гривой и серебряным хвостом. Разложение некогда единого в своей амбивалентности мифологического образа на уровне бытовых суеверий зашло так далеко, что для отпора Каракус считалось желательным присутствие в юрте во время родов беркута.