Читать «Ветер с чужой стороны» онлайн - страница 47

— А знаете, как туда дойти?

— Да уж как-нибудь доберусь…

Лейтенант был настойчив.

— А ведь нам по дороге. Давайте вещи, поднесу.

Он легко поднял чемодан, и Федосья Федоровна покорно пошла за ним. Они вышли на прямую улицу, выложенную булыжником и густо обсаженную цветущими липами. Липы источали тонкий, сладковатый аромат.

Лейтенант что-то говорил, но Федосья Федоровна плохо слушала его. Липы напоминали ей родную улицу в Новосибирске, такую же зеленую и тенистую. Как-то, еще мальчишкой, Андрюша упал с дерева, разбил коленку и руку. Но домой приковылял без посторонней помощи и не плакал. Только крепко закусил губу и все шипел и свистел сквозь стиснутые зубы, пока она мазала его йодом.

Мысли прервал шум пролетки. Лейтенант шел рядом и насвистывал какой-то мотив.

— Мамаша-то у тебя где живет? — спросила Федосья Федоровна.

— У меня никого нет! — весело ответил он. — Я один.

"Ишь, нашел чему радоваться", — строго подумала

Федосья Федоровна. У нее сразу пропало желание разговаривать с лейтенантом.

Они свернули наискосок влево, прошли мимо церковной ограды. Впереди выросло старинное серое здание с узкими окнами и коническими башенками. Напротив него стоял памятник.

— Вот и центр. Вам, собственно, куда мамаша? — спросил лейтенант.

— Сюда, — кивнула она.

— Ну, прощайте! — он отдал чемодан, козырнул и быстро зашагал дальше, насвистывая песенку.

А Федосья Федоровна направляется к высокому мраморному обелиску с пятиконечной звездой наверху и надписью на подножье: "Своим освободителям, доблестным воинам Красной Армии от граждан города Мукачева. 30 мая 1945 года".

Она медленно ступает по чисто выметенной дорожке, боязливо присматривается к надписям на мраморных плитах и вдруг сразу, будто кто-то схватил ее за руку, останавливается. На мраморном изголовье читает надпись: "Лейтенант Юрлов А. Н., погиб в боях за Родину…"

Под этим изголовьем лежит ее сын.

— Андрюшенька, — тихо, сквозь слезы шепчет Федосья Федоровна. — Вот и свиделись. Через столько-то лет…

Она опускается на колени, открывает чемодан и достает небольшой венок из бумажных цветов, помятый в дороге. Расправив жесткие лепестки и листья, кладет венок на плиту рядом с маленьким увядшим букетиком полевых колокольчиков, перевязанных суровой ниткой.

Федосья Федоровна уже не плачет. Встав над мраморным изголовьем, она думает о том, как получала письма с фронта и перечитывала их по нескольку раз; как в ноябре сорок четвертого года вместо них пришло извещение: "Ваш сын погиб в боях за освобождение Мукачева и. похоронен в этом городе"; как пропали без вести на войне старшие сыновья, и остались они с Николаем Ильичем одни.

К соседям возвращались сыновья, мужья или отцы, а в их дом никто не стучался. Приходили только письма от невесток, потом и они прекратились. А месяца три назад умер и Николай Ильич, успев попросить перед смертью, чтобы не поминала его лихом. А что поминать-то? Лихо — оно за каждой дверью стоит, не успеешь оглянуться, как подкатит. Страшнее всего было одиночество. Не хотелось оставаться одной в деревянном домике, в котором было когда-то шумно и весело. Поехать бы к невесткам, поглядеть на внуков, да что-то нет от них никаких известий. Наверно, повыходили замуж, до нее ли им теперь? И чем больше она мучилась в своем одиночестве, тем сильнее тянуло ее на могилу Андрея. Из газет узнала, что в центре Мукачева поставлен памятник бойцам и офицерам Красной Армии и что имя каждого из них высечено золотыми буквами. "Поеду, поклонюсь Андрюшиной могиле, а там и умирать будет легче", — решила она. Кое-кто из соседей отговаривал: "Куда ты на старости лет? Опомнись!" Но она решила ехать.