Читать «Весенняя пора» онлайн - страница 338

— Стало быть.

— Значит, здесь брешут, что красных только и осталось, что в Якутске?

— А ты верил?! Вспомни, что Кукушкин перед смертью говорил!.. Только ты смотри, ни-ни! Мне еще немножечко пожить охота.

Потом «тайная бумага» неизменно обнаруживалась в штабе белых. Лука и Тишко арестовывали подозрительных дружинников, грозно допрашивали Егордана и Гавриша, шныряли по юртам. Федор Веселов, отец Луки, обещал щедро поделиться табаком и чаем с каждым, кто принесет ему такую «тайную бумагу». Лука всякий раз сжигал большевистские газеты на глазах у всех, а заодно сжег и школьный шкаф с остатками книг.

Как только в штабе обнаруживали новую листовку, так оказывалось, что в наслеге многие уже видели ее и знали, про что там говорится. В народе посмеивались:

— Лука опять вчера допрашивал Егордана. И что ж ты думаешь? Оказывается, это Егордан пишет тайные бумаги!

— Слыхал, Лука книжный шкаф спалил. Дознался наконец, что эти тайные бумаги в шкафу сами собой из учебников получаются.

— Вчера над штабом пролетел ворон, а у него в клюве… — что бы ты думал? — «тайная бумага» из города!..

К весне Лука Веселов съездил в Чаранский улус на «съезд» белобандитов. Там было сформировано белогвардейское правительство, которое приказали именовать: «Временное якутское областное народное управление». Население занятых бандитами наслегов обложили невыносимыми налогами, от которых освобождались все активные участники борьбы с большевиками, иначе говоря — буржуи и кулаки.

Была образована «полномочная комиссия» для ведения переговоров с дальневосточным контрреволюционным правительством Меркулова и иностранными государствами о помощи в борьбе с красными. Вскоре от меркуловского правительства было получено предписание, согласно которому управляющим Якутской областью назначался старый эсер Куликовский, а главнокомандующим вооруженными силами — корнет Коробейников.

От Нагылского улуса в «областное управление» вошел Михаил Михайлович Судов. Лука Губастый среди образованных якутских кадетов, эсеров, федералистов и всяких прочих «деятелей» выглядел, как облезлая собака среди волков и лисиц. Его просто не замечали, он не попал даже в список особо отличившихся командиров и тыловых управляющих. Несколько дней подряд томился на съезде Лука, не понимая почти ничего из того, что было высказано высшим начальством в длинных и витиеватых речах, даже когда эти речи произносились по-якутски. Как-то в перерыв, когда все сидели, тихо перешептываясь, его поманила к себе своим розовым пальчиком только что приехавшая из Нагыла красавица Анна Ивановна Сыгаева-Судова. Глядя на растерявшегося Луку немигающими, ставшими неузнаваемо холодными и властными, до жути прозрачными глазами, она процедила, почти не разжимая своих румяных губ:

— Жалеешь ты своих, милый друг… Мало присылаешь к нам арестованных…

— Милая Анчик, я стараюсь только…

— Разреши, «милый», мне говорить! Стрелять в уже осужденных другим штабом — не доблесть. Надо…

С шумом распахнулись двери, и в помещение вбежали Вася Сыгаев и Петя Судов. Они стали по обе стороны двери и приставили к ноге коротенькие японские карабины. Все, кроме Анчик, вскочили с мест. За дверью что-то зазвенело в такт быстрым шагам, и вошел высокий военный, одетый по-летнему — в белый китель с погонами, но на голове у него была круглая бобровая шапка с синей нашивкой наискосок. Оглядев всех присутствующих строгим взглядом и небрежно козырнув, военный вдруг широко открыл рот с золотыми зубами.