Читать «Весенняя пора» онлайн - страница 27

— Я не знаю, — едва выдавил, казалось, из самой груди Егордан. — Двадцать три дня, что мы жили в Охотске, я вместе со всеми возил аянский груз. А заболел я за два дня до выезда сюда.

Федор сидел молча, обхватив голову руками.

— Ладно, — сказал он, решительно взмахнув рукой. — За шесть месяцев работы ты получаешь у меня двадцать рублей. Значит… Значит, в месяц — три рубля тридцать три копейки. Ты говоришь, в Охотске работал двадцать три дня? Откуда?! Ну, черт с ними, с днями! Всю жизнь мы с тобой дружбу водили, ты, видать, больше не поедешь, да и я… Вот глаза… Придется нам расстаться. Отсечем мы весь хвост от двадцати рублей — эти самые три рубля! Да рублем еще награждаю я тебя за то, что хорошим ты был работником. Ну что, по рукам?

— Ладно, — согласился Егордан.

— Значит, ты должен мне только девятнадцать рублей. Так ведь?

— Выходит, что так… — пробормотал Егордан после минутного раздумья.

За двадцать три дня работы на аянских грузах он получает, как за месяц. Это хорошо. Хорошо и то, что скинут с долга рубль. Но, проработав больше четырех месяцев, еще оставаться в долгу на целых девятнадцать рублей!..

В это время из хотона вернулась Федосья. Она возмутилась, услышав результат расчетов:

— Славно получается! Полгода работаем, с его работы лежим при смерти да еще в долгу у него остаемся!

— Как погляжу я да покумекаю своей глупой головой, не боятся теперь ни греха перед богом, ни стыда перед людьми, — послышался из темного угла взволнованный голос никем не замеченной до сих пор Дарьи.

Егордан тяжело застонал.

— Об уплате мы потолкуем потом, не торопясь, — сказал как будто смутившийся Федор. — А то и поговорить нам с тобой не дают, гавкают из всех углов. Тебе, видать, хуже стало. Я пойду.

Федор опустил платок на глаза и вышел в сопровождении Аксиньи.

Сели в тот вечер Лягляры и Эрдэлиры у камелька и стали думать да тужить над долгами Егордана. Работать больше четырех месяцев да еще задолжать целых девятнадцать рублей! И будто нет никакого обмана со стороны хозяина, весь расчет произведен с согласия обоих, вроде и спорить-то не о чем.

— Что ж поделаешь, коли суждено так?! — стонет Егордан. — Видно, бог создал нас на нужду и лишения. Выходит, такова наша судьба. Ведь меня прямо на глазах сгубило. Я бы и сейчас поднялся, если бы лечили. Да ведь нечем платить шаману Ворону…

— Что значит «на глазах сгубило», сынок? — спрашивает дед Лягляр.

— Опоздал я в поисках пропавшего оленя и пошел по тайге мимо кладбища. Потом поравнялся с одинокой избой, что всему Охотску известна, — водятся в той избе черти. Уже темнело. Вдруг из дверного проема выскочили два рябчика и прямо возле ног пересекли мне дорогу и исчезли среди могил. Будто облили меня тут холодной водой, весь дрожу от холода, а с самого пот так и льется. Еле добрел до ночлега. В ту же ночь сдавило меня с обоих боков, а с утра начал пухнуть. На том кладбище, говорят, шаман знаменитый тунгусский покоится…

— Тунгусского-то шамана наш, якутский, одолел бы, конечно, — рассуждает Лягляр, подсаживаясь к больному сыну. — Шаману Ворону нам, правда, нечем платить, а на малое он не согласится… — Старик вздыхает. Помолчав немного, он нагибается к уху сына и спрашивает: — А если Федору телку Дочку отдать?