Читать «Весенняя пора» онлайн - страница 115

Уже поздно вечером кто-то завозился за дверью, шурша промерзшей кожаной обивкой.

— А, пришла, бедняжка!

С этими словами хозяин быстро поднимается и отворяет дверь.

Вместе с морозным туманом в избу врывается большая собака. Старик садится на стул и похлопывает руками по коленям. Собака быстренько обнюхивает все углы, потом подскакивает к старику и кладет передние лапы ему на колени. Старик крепко обнимает собаку за шею и звучно целует ее в морду. Затем собака медленно подходит к хозяйке и тоже норовит положить голову ей на колени, но делает это как-то несмело, выразительно заглядывая при этом в глаза, будто спрашивая: «Можно?»

Майыс резко отстраняет животное. Тогда собака поочередно приветствует всех домашних — в кого ткнется мордой, кому просто руку лизнет.

За исключением хозяйки, все любят эту большую черную собаку с узкой белой полоской от затылка до носа и белым пятном на шее. Кончик хвоста у нее тоже белый. Собаку зовут Мойтурук, что значит «ошейник».

Покормив собаку из деревянной тарелки, старик поднимает одной рукой ее морду и, поглаживая другой по голове, заводит беседу. Мойтурук виляет хвостом и внимательно склоняет набок голову.

— Ну, где была сегодня? — спрашивает старик, глядя на собаку, и, как бы получив ответ, продолжает: — Зря ты, друг, бегаешь по Воробьиному ручью! Заяц в эту пору живет в болотных зарослях. Лучше бы тебе просто не бегать по тайге. Сейчас, когда и деревья и травы инеем оделись, ты волосок самострела не увидишь. Нет, не увидишь, дружок, не хвастай! Пора тебе бросить шляться, — и годы уж не те, ведь глаза-то слабее становятся! Разве не постарели мы с тобой? Нет? Ну, если так, то бегай, только будь осторожней. И смотри, чтобы мне за тебя стыдиться не пришлось. Помни: если заяц убит чужим самострелом, трогать нельзя, никак нельзя… Да ты не обижайся, это я так только, к примеру говорю…

— Мойтурук никогда чужого не тронет, — говорит Егордан. — Недавно мой самострел зайца подстрелил. А по следам видно, что Мойтурук там была. Так что же ты думаешь? Только понюхала и прошла дальше. Я же об этом рассказывал, кажется.

— Правда, и то было! — старик радуется, что похвалили собаку.

Наговорившись вдоволь, он на прощание опять звонко целует свою любимицу, и она отправляется спать за печку.

Все домашние тоже укладываются.

Только одна Майыс остается сидеть у камелька.

В избе наступает тишина, лишь в хотоне посапывают и глубоко вздыхают коровы да старик хозяин, засыпая, изредка что-то бормочет, а то и поет во сне неожиданно громким голосом. Гаснущий камелек мигает синим пламенем.

У меркнущего огня, в полутьме, сидит Майыс. Она вымыла свои длинные, мягкие волосы и теперь сушит их у камелька, встряхивает, медленно и любовно расчесывает и, наконец, заботливо заплетает. А потом то положит на ладонь кончик косы, то плавно проведет по ней рукой, сверху донизу. Ее волнистые русые косы — это все, что ей любо и дорого в этом мире.