Читать «Венок Петрии» онлайн - страница 155

«А я б хотела на его взглянуть. Но тебе лучше знать. Да и тебя я давненько не видала. Может, осерчал на что?»

Дрогнул на ем картуз этот.

«Да я, — говорит, — обленился чтой-то, никуда иттить не хочется. — И опять печально так. — У вас-то как?»

«Да крутимся, живем. Ты про себя расскажи. Хорошо тебе там?»

Он вдруг отвернулся от меня, вроде бы застыдился, будто я бог знает что непотребное спросила.

«Хорошо, — говорит, — хорошо. Гуляем там на чистом воздухе по лугам. На работу ходим. Хорошо».

«Как? — говорю. — Неужли, Миса, и там ходют на работу? Я не знала».

«Ходют, ходют, — говорит. — Но работа у меня легкая, там завсегда на чистую работу ставят. Можно сказать, на кнопочках работаешь, нажимай на их — и вся работа. На шахте работаю, токо это и шахта и вроде не шахта. — И из-под картуза свого будто улыбнулся маленько. — Там все по-другому, не так, как здесь».

«Ну так это, — говорю, — хорошо. Ты завсегда любил в шахте работать».

Он словно бы нахмурился, так мне почудилось. Через плечо обернулся.

«Знаешь, — говорит, — не для чужих ушей будь сказано, но, веришь ли, тошно мне там. И развлечься нечем. Хочь бы скрипка со мной была, да ты не дала».

Удивилась я, право слово, удивилась. Надо же, что вспомнил, ей-богу! На что ему скрипка, ежели он ее лет десять почитай и в руки не брал?

«Ой, — говорю, — не догадалась. Да вон она лежит. И чего не послала, ума не приложу».

А мне с кровати все видать: и горы вижу, и скрипку — лежит на шифонере. Она, значит, лежит там, где я ее положила, а шифонера под ей нету, и она, выходит, летит. И те две увеличенные фотографии — с им и с Добривое — тоже на своем месте, а на чем висят, не видать, стены-то нету. Струхнула я, вдруг спросит, а чья это там фотография?

«Как же, — говорит он, — не догадалась! Скажи, пожалела… Ты всегда на деньги жадная была».

«Господи, Миса, и как ты можешь такое говорить? Да я семьсот тыщ на тебя потратила».

«Да, да, — говорит. — Как, бывалыча, спустишь в кофейне лишнюю десятку, ты сразу выговаривать начинаешь. Потому и скрипку не дала. И теперича бездельник Радован может цельный день петь да веселиться, а я не могу, потому как нет у меня моей скрипки. — А Радован — это у нас забулдыга один, что дни напролет около общинного совета околачивается и орет, что твой осел. Никогда и не думала, что это он поет и веселится. — А я тебе сказать не могу, какая тоска иной раз за сердце хватает».

Я тут же все поняла, чтой-то я сделала, что не по ндраву ему. «Миса, ошиблась я, не серчай. Ты, должно, устал. Хочешь отдохнуть? Ложись-ка».

И, как была в кровати, подвинулась, место ему ослобонила.

Он строго так поглядел на меня, не улыбнулся даже.

«Некогда, — говорит, — мне отдыхать. Торопиться надоть. Ждут меня там».

Повернулся, переступил через порог и потихоньку зашел в тучу. Так и пропал.

3

Я мигом проснулась. Села в кровати и думаю, что же это такое мне приснилось?

Надо же, господи, и как он знает!

Не за Добривоину фотографию меня попрекает, не за грех мой — о том он, видать, не догадывается. А за скрипку — вот о чем он знает и за что попрекает. Знает, что я не захотела ее дать ему с собой, знает, что я продать ее собралась.