Читать «Венок Петрии» онлайн - страница 154

Повесила я ее, значит, в комнате, но, что за люди на ей сняты, никому не говорю. Я тогда молодая была, и не скажешь, что это я. А окненцам ни к чему все знать, им токо попади на язык.

И вот, понимаешь ты, не вижу я в этом большого греха. А ежели малый какой грешок есть, рассуждаю я сама с собой, тут ведь никакой обиды для Мисы нет. Что была замужем за другим, ты знал. Пока жив был, не видел в этом себе обиды, чего ж сейчас обижаться? А коли был у меня грех с тем человеком, ты о ем не знал, да и заплатила я за его сполна. Что тут ишо говорить? Нет причины обижаться.

Однако же сняла я фотографию с того места, куда поначалу повесила, и в сторонку прибрала. Чтоб не колола глаза. Прибила вон туда в уголок, за шифонером.

И вот прошел год с небольшим. Помнится, год и месяца два или три. И тогда Миса первый раз пришел ко мне во сне.

Снится мне, лежу я в постели и будто спать собралась, но не сплю. Лежу это, значит, я вроде в своей комнате, а круг меня горы, ясно так вижу.

Глянула, а в дверях Миса стоит. Посмотрел на меня, порог переступил и вошел.

На ем какая-то чудная шапка, картуз, что ли, с большим таким козырьком, он надвинул его на глаза и набок сбил, будто спрятаться под им хочет.

А тут какая-то черная туча нашла, едва-едва и вижу его.

«Ты что, — говорю, — картуз на глаза надвинул? Тебя и не видать под им».

«Да, — говорит, — солнце глаза слепит, ничё из-за его не видать. А тебе ничё?»

Какое солнце, думаю, погляди туча какая! Но молчу, не дай бог обидится. Спасибо, что пришел, не ровен час возьмет да уйдет.

«Малость, может, и мешает, — говорю, — да я привычная».

А сама гляжу на его во все глаза.

Переменился, пожалуй что. Выше стал, помолодел вроде, хочь лица, как следовает, и не вижу — все мне кажется, что оно у его какое-то скособоченное и на одном глазу повязка чёрная. Рубашка на ем пестрая в жухлые бурые цветочки. Костыль в руке держит, но не опирается на его, а так вертит, играючи. Держится прямо.

И какой-то он, я бы сказала, недовольный. Ходит по комнате, разговаривает, а все на горы заглядывается, меня вроде бы и не очень примечает. Разговаривает, но как-то рассеянно, мыслями бог знает куда ушел.

«Красивая, — говорю, — у тебя рубаха. Где ты ее купил?»

Он глянул на меня печально так.

«Это там, — говорит, — на меня надели. — Повернулся ко мне боком. — Видишь, какую прическу сделали. — Но картуза не сымает. — Стыдно на люди показаться!»

«Господи, — говорю, — Миса, и чего тебе стыдиться? По новой моде причесали. Счас все так ходют».

Он рукой махнул, и говорить, мол, об этом тошно.

«Ну что у вас?» — спрашивает и козырек свой вроде на меня наставляет — стало быть, на меня смотрит.

«Да живут люди, — говорю. — Знаешь, я и без Станимира осталась».

А это пес у нас был, сдох в прошлом году. Ему та самая Калина, что за мной и Каменче аж до Ш. шла, родной бабкой приходилась.

Он кивнул головой.

«Знаю, — говорит. — Он хотел со мной иттить, но я его прогнал. Он думает, там тоже можно шататься где ни попадя».