Читать «Венок Петрии» онлайн - страница 136
Драгослав Михайлович
«Никак передумала?» — спрашивает.
А я не то что передумала, но вроде того.
«Скажи-ка, бога ради, — спрашиваю, — у тебя детки есть?»
«Но? — говорит она и давай смеяться, прямо заливается. — Какая ж это цыганка, да без детей!»
«Знаешь, — говорю я тогда, — у меня дети, упокой бог их души, поумирали, как раз вот годины скоро. Возьмешь от меня своим деткам то, что я моим бы дала?»
Она аж подскочила, давай креститься да приговаривать:
«Возьму, — говорит, — как не взять? А сколько же деток у тебя поумирало? Ой, горе мое, горе! И как ты, бедная, настрадалась! Да простит бог душу твоей — как ее? — твой Миланы, да простит бог душу сыночка твого!»
О мать твою цыганскую, все-то тебе известно!
«Я бы тебе цыпленка иль курицу дала. Возьмешь?»
Ты послушай, что ответила мне эта чертовка.
«Возьму, — говорит, — как не взять. Царствие небесное твоим детушкам. — А сама все крестится. — Токо ты мне хворую не подсунь. Я хочь и цыганка косматая, а рот у меня чистый».
«Какую хворую? — говорю. — Ну и нахалка! Иди, сама погляди».
Пошли мы к дому. А куры мои приканчивают капусту с перцем. Правда, головами трясут, но сразу видать, веселые, здоровые.
«Хороши!» — говорит.
«Вот, — говорю, — выбирай любую».
Она поглядела, поглядела.
«А может, — говорит, — дашь мне вон того красного петуха?» И показала на самого мого лучшего кочета. Крупный такой, хочь и молодой. Ни пятнышка на ем нет, весь как есть огненный.
«Почему не дать, — говорю, — дам. Подсоби вот токо поймать!»
Загнали мы кур в курятник, за ими и петух пошел. Тут-то мы его и схватили.
Взяла я топор и пошла к поленнице.
Цыганка за мной. Боится все, как бы я ее не обмишулила.
«Ну-ка, — говорю, — отойди. Чего хвостом ходишь?»
Цыганка отошла.
Тут я и говорю:
«Ежели в этом доме чьей-то жисти должен конец прийтить, пущай придет этой. Ежели в этом доме кому хочешь кровь пустить, пусти ему. Ежели кого хочешь взять из этого дома, возьми кочета».
И хрясть топором петуху по шее. Отлетела голова. Кончено дело.
Вынесла я из дома прозрачный мешок, сунула в его петуха и голову туда же бросила.
«Бери, — говорю, — неси домой за упокой души бедных моих детушек и во здравие мужа мого, внучки моей Снежаны и меня самоей».
«Да будет так, — говорит, — упокой бог твоих детушек, коли без обману».
Ну, не нахалка? Взяла лучшего петуха и ишо недовольная!
«Ладно, — говорю, — иди с богом. Ступай накорми своих цыганят, коли привалило тебе счастье иметь их!»
14
Весной Миса снова попал в больницу. Рана никак не затягивалась. Опять отлежал там недели три. Зажила рана, отпустили его. Но что с того? Все одно он теперь больной человек. Дом завален лекарствиями, хочь он и не пьет их, как надобно, — да рази можно такую прорву лекарствий выпить? — доктора из дома не выходют.
Про шахту и не поминают и про то, когда выпишут, тоже. А как он спросит, говорят:
«Успеется».
Сидит он, стало быть, дома, чуть поправился, иной раз посмотришь, вроде совсем здоровый. Веселый, смеется.
А другой день на все жалится, все-то у его болит. Едва утром глаза продерет, так и начинает охать. Подымется, сядет на постели, упрется локтем в колено и молчит, молчит. Думаешь, до Судного дня молчать будет.
