Читать «Венок Петрии» онлайн - страница 114
Драгослав Михайлович
Он выкатил на меня глаза, что твой кот.
«А за что он тебя, Петрия, покарал? — спрашивает. — Можешь ты мне сказать?»
Я опять по сторонам оглядываюсь. «Знаю, не поверите вы мне, господин доктор, но это меня святой Врач наказал. Однажды я на святого Врача взялась капусту сажать, будь она неладна. А в этот день работать грех. Вот и получила. Опосля, как сказали мне, что я натворила, я все бросила и рассаду вырвала, поросенку кинула. Но он все равно не простил».
«А кто тебе, — говорит, — все это растолковал?»
«Женчина одна растолковала. Тутошняя она, поселковая. А кто, не могу вам сказать».
«Хорошо, — говорит, — не можешь, не говори. А что ж она, скажи на милость, так и сказала, что рука у тебя отсохнет? Или другое что?»
«Она, — говорю, — сказала, что он, коли не забыл про мой грех, может послать мне наказание. Что рука отсохнет, она не говорила. И поворожила мне, и свечу я большую в монастыре поставила, и полгода остерегалась, чтоб, не дай бог, греха какого не совершить. Но, видать, совершила. Может, надо было цельный год остерегаться, а не до конца года! Тогда перво-наперво Мису он покалечил, а там, видно, вспомнил, кто греховодник-то, и на меня кару наслал».
Чорович подпер подбородок рукой, думает.
«О господи, Петрия, — говорит, — о господи, и что токо на вас не валится!»
«Вот, вот, — говорю. Вижу, понимает меня человек. Какой ни был он ругатель, как ни материл тебя, но с им, брат, можно было разговаривать. — И теперича, господин доктор, нет мне спасу. И сами видите, тоньшает у меня рука. Так вот и будет тоньшать, тоньшать, пока вовсе не высохнет, как сук ни на что не годный».
«Слушай, — говорит он мне, — не надо отчаиваться. Найдется авось средствие и от святого Врача. Главное дело, у тебя то вступает так, что двинуть рукой не можешь, и болит мочи нет терпеть, а то, когда ты для мужа что делаешь, пособить ему в чем хочешь, боль отпускает и ты ей все можешь делать, будто рука здоровая. И тогда она вроде и вовсе не болит. Так?»
«Точно, — говорю. — Это я тоже приметила. Видать, и у святого Врача сердце есть».
«Само собою, — говорит. — Все дело рук человеческих. Святые тоже люди. — Встал он, а все за подбородок держится. Прошелся туда-сюда, опять сел за свой стол. — Говоришь, в монастырь ходила? И свечу поставила?»
«Да нет, — говорю, — носила свечу не я, соседку попросила. Но свеча горела. Святому Врачу поставленная, никому другому».
«Ладно, — говорит. — Может, и средствие для тебя тут надо искать. Как доктору, может, мне это и не положено делать, но я человек старого закала, мне простительно. Лишь бы найти для тебя лекарствие, ведь его иной раз отыщешь там, где вовсе и не надеешься найти. Видишь ли, я знаю игуменью монастыря мать Евфимию. Нынче не обещаюсь, а завтра поеду к святой матери и поговорю с ей про тебя. Она мне все скажет без утайки. Я и увижу, как велик твой грех, святой ли Врач покарал из-за тебя Мису и он ли решил тебя наказать и отнять руку? Тогда и подумаем, как избавить тебя от беды».
