Читать «Великий Моурави 6» онлайн - страница 438

выполнить то, что повелел им "лев".

Темир-бек охранял тело мертвого шаха, искусно набальзамированное. У

порога так же торжественно сменялись

мамлюки. Портрет "льва Ирана" опять высился над шахтахтой. Символы не должны

были исчезать.

Немедля Иса-хан и Сейнель-хан, взяв с собою хекима Юсуфа, ускакали в

Исфахан. Пока враги - узбекские ханы на

востоке и вожди кочевых племен на юге - не проведали о смерти шаха Аббаса, они

обязаны возвести Сэма на трон

Сефевидов.

Караджугай же и Гюне-хан приступили к тяжелому делу. Зал приема и

совета по их указанию был разукрашен с

возможной роскошью. Умело сочетались драгоценнейшие ковры, красные шали Кашмира

и Кермана, затканные шелком и

серебром ткани Бенареса, тончайший китайский фарфор и персидская золотая посуда.

Тут все утверждало величие власти,

захватившей земные сокровища.

На ступенях шахтахты, среди ваз, зеркал и бронзовых подсвечников,

Караджугай распорядился поместить две

парчовых подушки для себя и Гюне. Затем, опустив занавеси, затканные сиреневыми

птицами, на окна, отчего в зале

воцарился полумрак, они, как пожелал шах, одели его бездыханное тело в богатый

наряд, украсили тюрбан звездой из

крупных алмазов и усадили на шахтахту, прислонивши к стене, на которой

переливался голубой, как небо, ковер. Только

теперь хеким искусно открыл глаза шаху и опасливо отодвинулся. В них, как учил

коран, воплотилась душа Аббаса, которая

освободится лишь в момент погребения тела.

Зал приема и совета заполнили ханы Мазандерана. Караджугай выслушивал

просьбы и с низкими поклонами

излагал их шаху. Позади ковра Гюне-хан, подражая голосу Аббаса, или отклонял

просьбы или милостиво удовлетворял их.

Незаметно через прорези в ковре он подымал одну или две мертвые руки шаха, то

повелевая остаться, то милостиво

отпуская просителей. Тут же, у подножия шахтахты, Темир-бек торжественно держал

саблю шах-ин-шаха - верное средство,

помогающее не замечать ничего странного в поведении властелина.

А ночью, заперев зал, Гюне, у которого не попадал зуб на зуб, менял

пестрый тюрбан на черный, пил крепкий кофе,

курил кальян и валился на ковер, словно сам умирал. Караджугай-хан почти не

спал, ибо боялся, что страшный дневной сон

будет продолжаться и ночью. Трепет даже перед умершим Аббасом, душа которого так

угрожающе воплотилась в его

глазах, вынудил ханов слепо выполнять его последние повеления. Так должно

длиться сорок дней. Лишь на сорок первый

всю роскошь в зале приема и совета должны были сменить шесть свернутых - в знак

траура - знамен Ирана.

- Бисмилляги ррагамани ррагим! - беспрестанно выкрикивал Гюне-хан,

взирая на мертвого, который продолжал

оставаться живым.

И народ Ирана, великой империи шах-ин-шаха, не нарушал воплями

будничную жизнь.

Странные слухи ползли, ширились, - что-то произошло. Где Иса-хан? Где

Эреб-хан? Почему персидские

полководцы не спешат подвести к границам новые тысячи? Почему не замечают, что