Читать «Великий Моурави 6» онлайн - страница 438
Анна Арнольдовна Антоновская
выполнить то, что повелел им "лев".
Темир-бек охранял тело мертвого шаха, искусно набальзамированное. У
порога так же торжественно сменялись
мамлюки. Портрет "льва Ирана" опять высился над шахтахтой. Символы не должны
были исчезать.
Немедля Иса-хан и Сейнель-хан, взяв с собою хекима Юсуфа, ускакали в
Исфахан. Пока враги - узбекские ханы на
востоке и вожди кочевых племен на юге - не проведали о смерти шаха Аббаса, они
обязаны возвести Сэма на трон
Сефевидов.
Караджугай же и Гюне-хан приступили к тяжелому делу. Зал приема и
совета по их указанию был разукрашен с
возможной роскошью. Умело сочетались драгоценнейшие ковры, красные шали Кашмира
и Кермана, затканные шелком и
серебром ткани Бенареса, тончайший китайский фарфор и персидская золотая посуда.
Тут все утверждало величие власти,
захватившей земные сокровища.
На ступенях шахтахты, среди ваз, зеркал и бронзовых подсвечников,
Караджугай распорядился поместить две
парчовых подушки для себя и Гюне. Затем, опустив занавеси, затканные сиреневыми
птицами, на окна, отчего в зале
воцарился полумрак, они, как пожелал шах, одели его бездыханное тело в богатый
наряд, украсили тюрбан звездой из
крупных алмазов и усадили на шахтахту, прислонивши к стене, на которой
переливался голубой, как небо, ковер. Только
теперь хеким искусно открыл глаза шаху и опасливо отодвинулся. В них, как учил
коран, воплотилась душа Аббаса, которая
освободится лишь в момент погребения тела.
Зал приема и совета заполнили ханы Мазандерана. Караджугай выслушивал
просьбы и с низкими поклонами
излагал их шаху. Позади ковра Гюне-хан, подражая голосу Аббаса, или отклонял
просьбы или милостиво удовлетворял их.
Незаметно через прорези в ковре он подымал одну или две мертвые руки шаха, то
повелевая остаться, то милостиво
отпуская просителей. Тут же, у подножия шахтахты, Темир-бек торжественно держал
саблю шах-ин-шаха - верное средство,
помогающее не замечать ничего странного в поведении властелина.
А ночью, заперев зал, Гюне, у которого не попадал зуб на зуб, менял
пестрый тюрбан на черный, пил крепкий кофе,
курил кальян и валился на ковер, словно сам умирал. Караджугай-хан почти не
спал, ибо боялся, что страшный дневной сон
будет продолжаться и ночью. Трепет даже перед умершим Аббасом, душа которого так
угрожающе воплотилась в его
глазах, вынудил ханов слепо выполнять его последние повеления. Так должно
длиться сорок дней. Лишь на сорок первый
всю роскошь в зале приема и совета должны были сменить шесть свернутых - в знак
траура - знамен Ирана.
- Бисмилляги ррагамани ррагим! - беспрестанно выкрикивал Гюне-хан,
взирая на мертвого, который продолжал
оставаться живым.
И народ Ирана, великой империи шах-ин-шаха, не нарушал воплями
будничную жизнь.
Странные слухи ползли, ширились, - что-то произошло. Где Иса-хан? Где
Эреб-хан? Почему персидские
полководцы не спешат подвести к границам новые тысячи? Почему не замечают, что