Читать «Великий Моурави 1» онлайн - страница 50

- Нет! - закричала Миранда. - Выброшу из сердца.

Мать посмотрела на дочь и молча вышла из комнаты...

Длинно тянулся колокольный звон. Вспоминали ушедших на войну. Спешили в

церковь задобрить бога воском и словами.

Священник долго и нудно говорил о боге, смирении, покорности, уверял,

что добродетель отмечается на небе и праведных ждет вечное блаженство.

Бледно мерцают лампады, в узкие окна настойчиво врывается солнечный луч.

Тускнеют тоненькие огоньки. Где-то в углу всхлипывают женщины.

Мать Миранды в черном платке тревожно оглядела иконы, поспешно подошла

к Георгию Победоносцу, решительно вытерла тонкой ладонью гордые губы и,

зажигая запыленную свечку, быстро прошептала:

- Тебе одному верю, сына в битве сбереги.

Голос ее оборвался. Она долго стояла перед иконой, разглядывая тонкие

ноги коня Георгия Победоносца, деловито выправила фитилек и, вздохнув,

отошла в угол.

Люди с надеждою смотрели священнику в рот, уже не мечтая о вечном

блаженстве, лишь бы теперь поскорей отпустил отдохнуть.

- Надо терпеть, - шепнула соседке бойкая женщина, - он всю неделю

молчит. В воскресенье мы хотим отдохнуть, а он, хороший человек, соскучился,

пусть поговорит...

На нее зашикали, но вдруг, словно одна грудь, вздохнула церковь.

Священник кончил проповедь и хотел обратиться с воззванием пожертвовать на

бога, но люди уже бросились к выходу. У всех было радостное чувство

исполненного долга.

Спешили домой, запивали самодельным вином воскресный обед и ложились

досыпать недоспанное за неделю.

На каменистом берегу полувысохшей от зноя реки валялись поломанные

прутья, глиняные черепки, клочья перемываемой здесь шерсти, скорченные ветки,

старый чувяк с разинутым ртом.

Рябые кругляки лежали, как стадо овец.

Давно, в одну из бурь весеннего разлива, издалека, может быть, из

неведомой страны, сюда приплыло толстое бревно. Над ним долга стояли,

осматривали, спорили и наконец отодвинули подальше, чтобы не унесло водой.

Бревно плотно улеглось между камнями, прижилось здесь, вместе с людьми

старилось, врастало в землю и темнело с бегущими годами.

По праздникам тянулись сюда старики. Они тесно усаживались на бревне,

любовно поглаживая твердую кору, довольные целостью друга.

Опершись на палки, долго молчали, радуясь покою, обводили ослабевшими

глазами знакомую картину - реку, где купались детьми, поле, которому отдали

все силы, мост, сохранивший следы их былой удали.

Жили здесь долго, с землей расставались с трудом. То ли воздух здоровый,

то ли кости закалены, но жили здесь подолгу.

Заскрипит голос, закашляются, и со вздохом кто-нибудь начнет; "Эх, эх,

эх, плохие времена настали", - и пойдут вспоминать пережитое, и польется

беседа, знакомая, близкая, никогда не надоедавшая.

Сегодня особенно оживленно у реки. Уже не пришлось начинать с обычного

"эх, эх, плохие времена". Времена действительно плохие: о войне никаких

известий.

Уже солнце покидало измученную землю, расстилая мягкое синеватое

полотно, а старики все говорили о войне. Не слышалось задора, разгоряченных

споров мирных дней, когда хотели "утереть нос" молодежи. Страх за близких